Легенда о флаге
Шрифт:
Поёживаясь, лежали на примятых пахучих смородинных ветках. Снова — в который уже раз! — вспомнили о сгоревшей в костре картошке. Где раздобыть какой-нибудь еды?
Где-то не очень далеко хрипловато пропел петух. Замолчали, вслушиваясь. Петух прокукарекал еще раз.
— Деревня! — поднялись, как по команде. Их командиром был сейчас голод.
— А если немцы там? — все же напомнил Шкаранда.
— Нет их в деревне! — уверенно заявил Трында. — Они всех пивней [11] уже пожрали бы.
11
Пивней (укр.) —
— Пожалуй, так… — еще не решался Иванов.
— Да что! — Голос Трынды был полон решимости. — Пойдемте, хлопцы, на петушиный крик, попытаем счастья!
Колебания были недолги. Предложение Трынды приняли.
Выбравшись на противоположную лесу сторону овражка, увидели за полосой кустарника серые соломенные крыши.
Осторожно пробрались кустами до крайней усадьбы, присели под плетнем. Сквозь щели в плетне осмотрели двор. По нему бродило с пяток кур, предводительствуемых огненно-рыжим петухом. Они спокойно и деловито перекликались. Безмятежно чирикали в саду воробьи.
Скрипнула, открываясь, дверь хаты. На пороге показался щупленький старичок с реденькой седой бородкой. Собственно, ее даже нельзя было назвать бородкой — так, торчали вразброс несколько белых тонких волосинок. И вокруг его лысоватой головы волосы пушились белые, слегка серебристые. И рубашка на нем, надетая внапуск, длинная, тоже была белая — словом, весь он был какой- то серебристый, светленький, глядел улыбчиво — видно, радовался чему-то, может быть, просто тихому прохладному вечеру. Напевая под нос что-то протяжное, он не спеша перешагнул порог хаты, постоял, посмотрел на небо, на котором лежали чуть тронутые предзакатным золотом пухлые облака. Перекрестился и вернулся в хату. Однако вскоре снова показался оттуда. На этот раз на нем поверх рубахи была надета черная стеганка-безрукавка, а на голове — старинного фасона картуз. В руках старичок держал короткий обрезок доски, нож, пачку коричневых табачных листьев. Усевшись на порожек хаты, он положил себе на колени доску, на нее — листья и начал аккуратно, неторопливо нарезать табак, напевая себе под нос.
— Божественное исполняет! — шепнул Трында сидевшему рядом с ним Иванову.
Тот понимающе кивнул головой:
— Душевный дед, видать!..
— А ну, попробуем… — Василь приподнялся, не показываясь над плетнем. Приблизив губы к щели меж прутьями, позвал негромко: — Эй, дидусь!
Старик вздрогнул, повел головой, взглядом ища, откуда его зовут. Даже вверх глянул — уж не с неба ли голос?
— Дидусь! — снова позвал Трында и поднялся из-за плетня.
Старик вскочил, едва успев придержать посыпавшиеся с доски табачные листья. Лицо его сразу сделалось испуганным. Рысцой подбежал к плетню, остановился шагах в пяти от него:
— Господи Сусе! Та вы якие будете?
— Бачь — военные! — Василь показал на своих спутников, тоже показавшихся над плетнем, ткнул пальцем в звездочку на своей бескозырке. — Розумиешь?
— Морские? — воззрился старик на черные бушлаты. — Та як же вы сюда… И со зброей…
— Как все, папаша, — вступил в разговор Шкаранда, поднявшийся из-за плетня последним. — Наши тут не проходили?
— Ваши-то? — замялся старик, почтительно поглядывая на его командирскую фуражку и нашивки главстаршины на рукавах
— Ну, которые из окружения.
— Ни, не бачил… — Старик растерянно поморгал глазами. — Не бачил, товарищ начальник.
— А немцы тут есть?
Старик посмотрел на Шкаранду так, словно бы и не понял вопроса или не сообразил, как ответить.
— Немцы, говорю, в селе у вас есть? — повторил Шкаранда.
— Нимцы? — словно встрепенулся старик. — Ни, ни, не бачил ни единого! А вы здесь будете чи дальше пойдете?
— Харча бы нам какого… — вместо Шкаранды ответил Василь, поворачивая разговор на главное, — а то уж второй день голодуем.
— Та чого ж! — засуетился старик, зазывающе взмахнув руками. — Та заходьте, сынки! Зараз напитаю! И на дорогу дам, а як же!
— Ты, диду, лучше вынеси нам сюда, мы подождем, — осмотрительно сказал Шкаранда.
— Та заходьте до хаты, зараз борщ разогрею, со вчора остался, поснидаете, пока вам соберу!
— Один, что ли, хозяйнуешь?
— Один, один як перст, — вздохнул старик. — За коровой сосидка доглядае, ну и постирать тож, а все остальное — сам. Старую мою господь ще до пасхи прибрал. Будьте ласка, прошу до хаты!
Видя, что Иванов и Шкаранда еще не решили, как поступить, Василь нетерпеливо махнул рукой, позвал молчаливо стоявшего позади всех Ерикеева:
— Пошли!
— А бильш никого, кроме вас? — спросил старик. — А то давайте усих.
— Нет, все здесь, — ответил Шкаранда.
Через калитку вошли во двор. На них тявкнула привязанная возле сарая собака, но старик прикрикнул на нее, и она тотчас же замолкла.
В хате старик усадил всех за стол, юркнул за ситцевую занавеску, где стояла печурка и находилось, видимо, что-то вроде кухни. Слышно было, как он торопливо ломает там лучину, чиркает спичками, двигает чугунами.
— А ведь шибко верующий дед! — шепнул Иванов, взглядом показывая товарищам на угол над головой — там было целое скопище икон, старательно обвешанных расшитыми, узористыми рушниками.
— Живет чисто, даром что без бабки, — одобрительно отозвался Шкаранда.
Действительно, хата была добротно выбелена, на окнах просвечивали занавески тонкого полотна, глиняный пол был аккуратно подмазан, широкая деревянная кровать в углу тщательно прибрана, на ней, на пестром одеяле, горкой лежали пышно взбитые подушки. Но на всем чувствовался отпечаток одинокой, холостяцкой жизни: ни зеркальца в простенке, ни цветочных горшков на подоконнике, ни семейных фотографий, какие обычно висят в хатах на стенах.
Резво, прямо-таки колобком, старик выкатился из-за занавески, таща в руках прихваченный тряпкой черный от копоти чугунок. Из чугунка валил пар, распространяя вокруг аппетитно щекочущий ноздри аромат разогретого борща.
— Я в меньший чугунок перелил, шоб разогрелся пошвыдче. — Старик суетливо поставил чугунок на стол, предварительно подсунув снизу тряпку, кинулся к шкафчику, загремел там посудой. Выложил ложки, выставил разномастные миски, кружки. Сбегал куда-то в сенцы, притащил початую буханку хлеба, большой глиняный кувшин молока. — Снидайте, товаришки, снидайте. — Старик пробежал взглядом по карабинам, по автомату Шкаранды. — Да зброю свою снимите, а то же несподручно. Кушайте на здоровьичко! А я зараз вам на дорогу трохи соберу. Хлиба ще, та сальца у меня у двори заховано, та ще кой-чего. Вам же далекий путь держать!