Легенда о Ричарде Тишкове
Шрифт:
Но настаивать не стал.
Потом они еще погуляли, и Ричард рассказал ей, как плавал матросом по Волге. Он и раньше говорил про это девушкам, но больше про разные веселые истории, как ребята приловчились очищать технический спирт и тому подобное. А сейчас хотелось о другом.
— Вот ты смотри, — объяснял он Зине. — Допустим, рейс Москва — Астрахань. Оттуда могут в Ростов, еще куда-нибудь. Заработки, конечно, приличные, особенно на разгрузке-погрузке. Деньги ребята привозят, нечего грешить. Вот тебе, например, такой случай. Он два месяца плавает, а в Москве у него жена.
Она кивала неловко, прижимая подбородок к груди — прятала шрам. Ричарду было жалко девчонку, хотелось успокоить, но он не знал, как это сказать, и только легонько похлопывал по плечу…
В конце концов они все-таки пришли к нему в общежитие. Ничего такого он не хотел — просто посидеть рядышком в темноте при блеклом заоконном свете, погладить по щеке… Ну, поцеловать…
А вышло — как с другими…
Но что-то все же было иначе. Сперва он не понимал, что именно, потом вспомнил и удивился: ведь она не слышала, как он поет. Даже не знает толком про гитару. Он ей сказал: «Так, балуюсь…» Мало ли кто балуется?
Он спросил на всякий случай:
— Вас когда в Степной привезли?
Зина ответила:
— Вчера после обеда.
— А чего вечером делала?
Она проговорила не сразу:
— Мы с девочками стирали.
— И не ходили никуда?
— Нет, — сказала она чуть удивленно. — Постирали, спать легли. А что?
Ричард усмехнулся и поцеловал ее в щеку. Потом легонько провел пальцами по горлу:
— Это у тебя откуда?
Зина сказала глуховато:
— Болела, операцию делали… Очень некрасиво?
— Да ну, даже незаметно, — соврал он.
Но ему это правда было все равно — не по шраму же ценить человека.
Обычно он девчонок не провожал. Но ее проводил. У общежития некрепко поцеловал:
— Топай, спи. Завтра вечером зайду, часов в семь.
Она стояла, не уходила.
Ричард спросил:
— Ну, чего?
Она вдруг проговорила залпом:
— А мне один парень говорил, что со мной из-за этого шрама никто дружить не будет.
Ричард с сердцем сказал:
— Дурак твой парень. Просто кретин какой-то.
Зло брало, что человека судят по внешности, как раньше, до гитары, судили его самого.
Зина странно улыбнулась — не ему, а себе. Ричард не понял:
— Ты чего?
Она сказала:
— Просто так.
— Чего просто так?
Она снова улыбнулась.
Он шел домой и думал: о чем это она? Но потом сообразил: ведь у нее, наверное, ни подруг не было, ни пария. А человеку одному тяжко — это Ричард знал очень хорошо…
Потом он несколько раз брал ее с собой в компанию. Голубую кофту велел не надевать — в черном скромном платье она выглядела получше, пожалуй, даже ничего. Им обоим шло неброское и ношеное.
Усаживал ее Ричард всегда рядом с собой, обращался с подчеркнутым уважением и при этом чувствовал злое удовлетворение, как будто, относясь ласково
Зашел он с ней как-то и в клубик, где они познакомились, играл там… Кончилось тем, что смуглая красавица, которая тогда бежала от него через весь зал, уже на выходе пробилась поближе и заискивающе напомнила о знакомстве. Ричард вежливо переспросил:
— На танцах?.. A-а, наверное, вроде припоминаю… Вы извините, меня девушка ждет…
Но на следующей же вечеринке Ричарду понравилась одна девушка, и он, поколебавшись немного, ушел с ней, а проводить Зину попросил Шурика. Особого раскаяния при этом не чувствовал: ведь Зине он ничего не обещал, не говорил, что любит.
Между прочим, этого он никому не говорил…
Но потом было неприятно: думал, как там она, и жалел, что обидел, потому как обижать не хотел. Но затем выкинул из головы: кончилось — чего еще думать!
Но оказалось — не кончилось.
Дня через три он встретил ее на улице, поздоровались, будто ничего не произошло. Что да как, куда идешь — слово за слово, вместе пошли в столовую, потом в кино. В конце концов Шурику опять пришлось до часу ночи бродить по коридору, стараясь не звенеть своими цепочками…
Позже, глядя на зыбкие отсветы уличного фонаря, Зина спросила тихо:
— Тебе та девушка очень понравилась?
Он вяло усмехнулся:
— Да ну, что ты!
— А тогда зачем ты?..
Она спросила без всякого осуждения — спросила, и все.
Он подумал немного и вздохнул:
— А черт меня знает…
Еще она спросила:
— У тебя пальцы от гитары не болят?
— Если часто играю, болят, — сказал Ричард. — Вот здесь болят, подушечки…
Он быстро, с двух встреч, понял, что Зина не ахти как умна, можно сказать, просто глупая. Знала она мало, в жизни почти что не разбиралась, людей стеснялась, в любой компании отмалчивалась — даже в комнате своей, в общежитии, существовала скованно и одиноко, не умела найти с соседками общий язык.
Но эта девчонка могла целый вечер сидеть одна в пустой комнате общежития, ждать его. И не потому, что договорились, а на авось — вдруг зайдет. И Ричарду лучше жилось от мысли, что вот кто-то его ждет, когда ни приди — обрадуется, что ни вели — послушается, что ни сделай — без звука простит.
Впрочем, заходил он не часто. А то просто встречал на улице. И в эти вечера, кроме Шурика, с ним ходила на поиски ощущений еще и она. Она тоже сидела на лавочке рядом, как и Шурик, только молчала. Домой иногда так и возвращались втроем, а иногда Ричард уходил с какой-нибудь девушкой. И опять Зина потом тихо спрашивала:
— Тебе эта девушка очень понравилась?
Он отвечал то, что думал:
— Все они одинаковы. Думаешь, я им нужен? Им моя гитара нужна. Знаешь, что она вчера говорила? Пойдем, говорит, завтра к одной девчонке и возьми с собой гитару… Понимаешь? Чтоб я пел, она рядом сидела, а та девчонка завидовала.
Зина молчала, и он говорил — опять то, что думал:
— Вот веришь? Мне только с тобой хорошо, потому что ты мне в душу не лезешь.
Она верила. Во всяком случае в душу не лезла…