Легенда

Халле Карина

— На мгновение я заглянул в твои мысли, — с трудом выговаривает он сквозь кашель хриплым голосом. — Должен сказать, ты еще сложнее, чем я думал. И ты думаешь о сексе гораздо чаще, чем следовало.

Я смеюсь над этим, и меня охватывает неподдельная радость.

— Да, когда вы двое рядом, трудно не возбуждаться, — говорю я ему, смотря на Кэт, которая улыбается от уха до уха.

Пол рядом со мной откашливается, и я поднимаю на него взгляд.

— Да, Пол?

Он просто качает головой, сдерживая понимающую улыбку.

—

Профессор Крейн, — ко мне подходит Марта. — Я тоже могу помочь. Я научилась лечить. Могу вылечить ваше плечо и ожоги Брома.

— И я снял защитные чары, — говорит Марк. — Послал ворона в город, чтобы сообщить им о случившемся. Уверен, что полиция скоро будет здесь.

— Мы уже здесь! — я слышу знакомый крик. Встаю на ноги и оборачиваюсь, увидев Фамке, Мэри, подругу Кэт, и нескольких констеблей, скачущих к нам верхом.

— Какого черта? — бормочу я себе под нос.

— Фамке, Мэри! — кричит Кэт, бросаясь к ним.

Я наклоняюсь и помогаю Брому подняться на ноги, обнимаю его, чтобы тот не упал, придерживаю пальто, улавливая обрывки их разговора. Оказывается, Фамке знала, что что-то не так, и несколько раз приходила в школу, чтобы проведать нас, но чары ее не пускали. В конце концов она поделилась с Мэри своими подозрениями, что во время полнолуния что-то должно произойти, и как только Сара уехала, они отправились в город, поговорили с новыми констеблями и все объяснили. Они были за воротами с середины ночи, обходили территорию, пытаясь проникнуть внутрь. Только когда Горуун и ковен были убиты, вся магия, защищавшая кампус, наконец-то дала сбой.

— И что теперь? — говорит Бром.

— В смысле? Разве тебе не нужно завершить какую-то сделку со всадником?

Он слегка улыбается мне и качает головой.

— Гессенец теперь мертв. На самом деле это все, чего он хотел. Умереть настоящей смертью на своих условиях и никогда больше не быть использованным.

Я улыбаюсь.

— Так ты свободен?

— Я свободен, — говорит он, прижимаясь ко мне. — Но вот что я тебе скажу: как только мы выберемся отсюда, то отправимся прямиком в Нью-Йорк и купим самую большую кровать, какая только бывает. И ты ни слова не скажешь, если я накрошу там. Понял?

— Да, сэр, — отвечаю я ему, сдерживая улыбку. — Конечно, все это стоит денег.

— Ну, все эти драгоценные камни в футлярах в соборе стоят немало, — говорит Бром. — Как жаль, если они исчезли в огне.

Мои глаза расширяются. Мы оба поворачиваемся и бежим обратно в здание, а все вокруг в шоке кричат нам вслед. Нам удается разбить пару витрин, распихать драгоценности по карманам и выбежать обратно на улицу.

— Ребята, с вами все в порядке? — спрашивает нас один из полицейских.

— Лучше не бывает, — говорим мы оба в унисон, похлопывая себя по карманам и проверяя, хорошо ли спрятаны ли драгоценности.

— Уверены? — спрашивает он, прищурившись. — Потому

что ты обожжен, а у тебя плечо вот-вот отвалится.

Мы с Бромом переглядываемся, быстро вспоминая, что имеем дело с миром, находящимся за пределами колдовства.

— Вы правы, нам нужно сходить на осмотр, — говорю я. — Где наша школьная медсестра? Джозефина? Может, и тебя заодно осмотрим, Кэт.

Кэт подходит ко мне, и я обнимаю ее за плечи, пока Джозефина уводит нас из этого ада за угол, подальше от любопытных глаз полиции.

— Знаете, я буду рада покинуть это место, — шепчет Джозефина. — Вы останетесь в Сонной Лощине?

Я смеюсь.

— После того, как вылечимся, мы сядем на лошадей, уедем отсюда и никогда-никогда не вернемся.

— Прощай, Сонная Лощина, — говорит Кэт. — Без оглядки.

Глава 37

Бром

Прошлой ночью, когда я заключал сделку со всадником, я не был уверен, что он выполнит ее. Одно дело предполагать, что рукопожатие является обязательным при таком раскладе, и совсем другое — ожидание, что злой дух действительно выполнит обещание.

Но, как я выяснил, Гессенец вовсе не был злым духом. Он был просто солдатом, который давным-давно погиб ужасной смертью и с тех пор хотел покоя. Но не мог его обрести, скитаясь по завесе в поисках чего-то — или кого-то — дабы облегчить свою участь, и никогда не понимал, что принятие было единственным выходом.

И вот ковен использовал его измученный дух и сделал своей марионеткой, чтобы он выполнял их приказы. С его помощью возвращали заблудшие души, такие как я, еще использовали для убийств и осуществления мести. Все это делалось из-за жестокости ковена, а не ради его блага.

Когда ты находишься под чьим-то контролем так долго, то забываешь, как выглядит свобода.

Когда всадник понял, что связан со мной, он увидел во мне что-то знакомое. Он привязался к моей человечности. Я привязался к его чудовищной стороне. Мне нравилась сила, которую он мне давал. Ему нравилась любовь, которую я получал.

Мы видели свободу друг в друге.

Мы давали друг другу то, в чем нуждались.

А благодаря энергии Кэт и Крейна, которая была во мне, и нерушимой связи между нами, у меня было преимущество в наших отношениях. Трое — это сильнее, чем один.

Поэтому я сказал Гессенцу, что если он войдет в мое тело и придаст мне сил, то я войду в его тело и буду контролировать нас обоих. Я позабочусь о том, чтобы была принесена жертва, освобожусь от него, а он — от меня.

Я подарил ему благородную, окончательную смерть, которой он так отчаянно жаждал.

И все же я не был уверен, что это сработает. Даже когда управлял всадником и собой одновременно, не знал, что смогу уступить его силе и могуществу. С легкостью размахивая топором и мечом, я никогда не чувствовал себя таким богоподобным.