Легендарь
Шрифт:
— Неужели запрещают? — всплеснул руками Крамугас, ошеломленно озираясь.
— Нет, отчего же, даже поощряют… Предлагают временами — эдак ненавязчиво… Вот только гонораров не дождетесь. Ни вы, ни ваши внуки. Ежели опубликуют там, где разные купюры натурально греют, то таможня не упустит — все присвоит, шиш вернет. Ведь на Цирцее-то купюр иметь нельзя!.. Налоги есть, никто не отменял, но как платить, когда купюр нет?! Аза неуплату, сами знаете… Вот и придумали начальники, где взять — при том, что вроде бы и не из чего взять… Хвала начальникам, хвала! Такие головы, так об отечестве радеют!.. А вам взамен подкинут
— Ну вот… А ежели статью и в самом деле напечатали не на Цирцее-28? — всполошился Крамугас.
— Нет, вряд ли, — важно покачал седою головой на удивление мохнатый человек, вблизи похожий на объеденного молью льва. — Уж можете мне верить, я вопрос штудировал. Такие вещи оговаривают загодя, чтоб вы потом не суетились. Когда вам с гонорара шиш пришлют…
— Но это все ужасно странно, — признал, печалясь, Крамугас. — Я ничего подобного не слышал. Вот так-то с умными людьми поговоришь… У нас на Бетисе-0,5 все по-другому. Денег, правда, тоже нет, но остальное… Слушайте, а может быть, газета вообще не выходила?
— Ну, здрасьте!.. — возразили ему. — Откуда ж мы тогда узнали про статью? Вы сами посудите: кто-нибудь, чтоб рассказать потом другим, обязанбыл ее прочесть!
— Э, голубчик, бросьте. Это, знаете, из области: кто первым сочиняет анекдоты…
— Вы на что, простите, намекаете?
— А где редактор? — вдруг спросил Крамугас. — Я уже давно пытался с ним поговорить. Быть может, он-то и подскажет, что стряслось…
Кругом ретиво засмеялись.
Смех был злой и очень нездоровый.
— Нет больше редактора! Сбежал косой!
— Как — нет?!
— Да уж — вот так! Войны какой-то испугался, говорят. Ему шепнули — он и испугался. Именно: дрожал-дрожал, потом собрал вещички — и тю-тю! Ответственности, стало быть, не вынес. Да что там, был дурак — дураком и остался! Теперь, сказывают, к вам в редакторы хотят посадить Дармоеда. Очень ценный, по нынешним временам, кадр — гнида из активных. Еще тот подарочек… Наплачетесь вы с ним!
— Вот те раз!.. — растерянно произнес Крамугас. — Но почему же вдруг? Редактор — и сбежал… Я, знаете, по спецзаданью над статьей работал — мне сам главный приказал: чтобы к войне была статья!
— А это уж вы зря, — сочувственно зашумели вокруг. — Поторопились… Ну, мало ли что приказал!.. Если каждый дурацкий приказ выполнять… Это вы по молодости лет… Войны-то ведь — не будет! Никакой!
— Позвольте!.. — ахнул Крамугас, безумно вдруг перепугавшись: коли правду говорят, то вся его работа на корню летит к свиньям под хвост! — Немыслимое дело! Я не знаю… Почему вы такрешили?!
— Ну, а что тут, собственно, решать? Не мы придумали — сигналы нынче сверху поступили!
Крамугас почувствовал себя как никогда, оплеванным и уязвленным.
— Мне редактор четко объяснил, — упрямо повторил он, — что война вот-вот начнется.
— Было дело, собирались воевать, — согласно закивали посетители Конгресса. — Вдруг с чего-то взбудоражились, хотели поразить мир небывалой и отчаянной отвагой… А потом переиграли все — и бойню отменили.
— Прочему? — строго спросил Крамугас, ибо подобное с трудом укладывалось в голове.
— Да
— Нет, я решительно отказываюсь понимать! — жалобно промолвил Крамугас, дурея от обрушившейся на него информации.
— Дело-то вот какое, — с готовностью принялись его просвещать. — Контрподглядчики установили все! До тютельки! Эти тарпеты-гамаксобии, с которыми мы собирались воевать, — никакие не враги и не агрессоры. Это — обычные кочевники, вроде ныне вымерших земных хазаропапуасов. Только тем и занимаются, что кочуют с планеты на планету да пугают мирных граждан. Ракеты дикие пасут… Пятьсот лет гам, двести — тут, и так далее… Ну вот. Войну-то они, потехи ради, и впрямь объявили, страху на нас нагнали, пробудили в людях патриотов, а сами взяли да и отбыли в неизвестном направлении — свои ракеты пасти. А ракеты, между прочим, скверные, никто не хочет брать… Вот эти самые тарпеты-гамаксобии и злятся… Словом, сгинули они куда-то — и не с кем теперь воевать! Может, лет через сто о них еще услышим. Может, снова пожалуют в наши края…
— Но отчего же в городе такая паника? — поразился Крамугас.
— Не паника это, а всеобщее ликование! Вам просто показалось, только и всего… Народ ликует, во-первых, потому, что война не состоялась, а во-вторых, потому, что — впервые! — здесь, у нас, на Цирцее-28, взамен войны проводится очередной Конгресс. Полувселенский Содом Наций. К нам в гости прибыл ПОВСОНАЦ! Фантастика!.. Невероятный факт! Люди ощутили вкус свободы!.. Вы очень вовремя успели — точно в перерыв, ко второму отделению. В первом-то были выборы: с трех раз угадывали, кто теперь станет председателем… Ну, и разная другая чехарда… Пустое отделение, народ уснул. Тогда как во втором… Тут самое-то интересное и будет, гвоздь программы! Перл Конгресса!..
26. Тишь да гладь…
ПОВСОНАЦ учредили давно.
Проку от него, в сущности, не было никакого, только так — одно название, но зато ажиотаж вокруг него самого и вокруг его Конгрессов разгорался страшный.
Все миры из кожи лезли вон, лишь бы ПОВСОНАЦ удостоил их своим вниманием.
Тут на первый план, безусловно, выступало зауряднейшее честолюбие — как у заправской модницы: ведь не важно, для чего все эти рюшечкида побрякушечки, главное — чтобы не меньше было, нежели у прочих, и непременно, чтоб блестело, звякало, болталось всюду, пусть топорщилось, мешало, задевало где-то, но при том обильно поражало всех и было в лучшем виде — так сказать, на уровне…
Семь знаменитейших миров, организуя у себя бедовые Конгрессы и пуская с важным видом пыль в глаза, буквально разорились, в одночасье вылетев в трубу, и ныне прозябали в полной и позорной нищете, однако же гордиться продолжали, будто сотворили исключительное дело, без которого Вселенной — не существовать.
Другие же миры, впав в сходный искус расточительства, кой-как потом оправились: уже не процветали, но и не готовились уйти с цивилизованной арены.
И совсем немногие — таких по пальцам можно было сосчитать — перенесли удар судьбы вполне достойно. Даже более того, могучие Конгрессы — на словах все так любили ПОВСОНАЦ! — они у себя с редкостным гостеприимством умудрялись принимать неоднократно.