Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
Клотильда поняла его затруднение.
– У тебя еще будет время выучить французский, – сказала она, – как и у меня – узнать тебя получше. Мы только затем и помолвлены, чтобы наше пребывание под одной крышей не выглядело предосудительным. Я действительно нравлюсь тебе, как сказал мне король?
– Это правда, – ответил Василий, задержав свой взгляд на Клотильде.
– Но все-таки не так, как королева?
В вопросе прозвучал явный намек на то, что баронессе кое-что известно об отношениях Василия и Элеоноры.
– Сожалею,
– Благодарю за откровенность, – после короткой паузы негромко произнесла Клотильда.
В камине гудело пламя. За окном протяжно выл ветер.
Василию опять вспомнилась Любава. Элеонора чем-то была схожа с нею своей страстностью и телосложением.
«Кабы Элеонора заговорила по-русски, вот тебе и вторая Любава!» – подумал Василий.
О королеве были и мысли Клотильды.
– Элеонора очень ревнива, друг мой, – заметила она. – Впрочем, я тоже. Ты не боишься, что мы можем разорвать тебя на части?
– Чему быть, того не миновать, – задумчиво проговорил Василий.
В этот миг ему нестерпимо захотелось домой! Василию не было никакого дела ни до Элеоноры, ни до Клотильды. Разве они обе могут сравниться с Любавой!
Пробыв в Лаодикее два дня, войско крестоносцев углубилось в засушливые предгорья Писидии. Путь христианской рати лежал в Киликию.
Глава девятая. В Писидийских горах
Горы встретили идущее войско крестоносцев холодными ветрами и снежными заносами на перевалах. Горные дороги больше напоминали тропы, двигаться по которым можно было только гуськом, ведя лошадей в поводу.
На одном из подъемов мулы поскользнулись на обледенелой тропе и сорвались в пропасть, увлекая за собой повозку и сидящего в ней Данилу.
Долго звучал в ушах у Василия отчаянный человеческий крик, оборвавшийся глубоко внизу и повторенный чутким горным эхом. Василий стоял у края пропасти, крепко держа под уздцы храпящего жеребца, а у него за спиной сплошной чередой шли закутанные в плащи крестоносцы. Бледное зимнее солнце тускло отсвечивало от их островерхих шлемов.
В тот день сорвались в бездну еще несколько повозок и больше двадцати воинов.
На первой же стоянке в горах Людовик, по совету Фридриха Швабского, приказал оставить все повозки, а кладь с них навьючить на мулов и лошадей.
На ночь русичи, оставшиеся без палаток, устраивались на голой земле возле костров, поддерживать пламя в которых должны были сменяющиеся часовые. Василий, также собравшийся ночевать со своими ратниками, неожиданно встретил отпор от некоторых из них.
– Проваливай к своей баронессе! – огрызнулся на Василия Яков Залешанин. – Она погреет тебя в своем шатре лучше костерка.
– И впрямь, Вася, чего тебе возле нас тереться, мы – люди маленькие, не бароны и не графы, – подал голос Домаш. – Ступай отсель.
Василий опешил, не зная, сердиться или нет.
– Вы чего это удумали? – прикрикнул
– Мы тебя старшинства не лишаем, – сказал Фома. – Просто просим, чтобы не мелькал ты здесь. Вот и все.
Ругнувшись себе под нос, Василий зашагал прочь, ненароком толкнув плечом Пересмету.
– Ишь, разобиделся! – промолвил Потаня, глядя вслед Василию.
– Ничего, – проворчал Яков Залешанин, – будет ему вперед наука. Пусть знает Василий, коль изменит он вере православной, то друзей потеряет. Француженка Василию нас не заменит, как бы хороша она ни была. Верно я говорю, Домаш?
– Верней не бывает, – отозвался тот.
Клотильда сидела на низенькой скамеечке перед жаровней с раскаленными углями, закутанная в теплый плащ, подбитый лисьим мехом. Шатер баронессы Бельфлер был очень небольших размеров по сравнению с шатрами графини Тулузской и герцогини Бульонской. С ростом и статью Василия здесь было просто негде повернуться.
– Ты соскучился по мне или просто пришел погреться? – насмешливо обратилась к Василию Клотильда.
Неловко потоптавшись на одном месте, Василий присел на корточки возле жаровни. Он никак не мог прийти в себя после дерзкой выходки своих дружинников.
Из соседних шатров доносилась музыка – где-то звучали лютня и рожок, – два женских голоса выводили красивую мелодию на французском языке. Слышались другие женские голоса и смех; где-то неподалеку громко спорили два мужских голоса; перекидывались репликами снующие туда-сюда слуги. Возле шатра графа Орлеанского звучала отборная брань. Стучали молотки в походной кузнице; рядом кто-то с шумным придыханием рубил дрова…
Стан еще не спал, хотя ночь уже опустилась.
Они сидели и молчали – французская баронесса и русский витязь.
Василию вдруг стало любопытно, о чем думает эта миниатюрная молодая женщина с такими серьезными внимательными очами.
Василий покопался в памяти, подбирая нужные слова по-французски, затем спросил:
– Я сильно отличаюсь от твоего покойного мужа?
– Как огонь и вода, – ответила Клотильда.
Василий вгляделся в эти близкие женские очи, озаренные красноватым светом углей, такие живые и одухотворенные. Ему показалось, что только через эти глаза он сможет постичь всю душевную глубину этой женщины.
Клотильда расценила долгий взгляд Василия по-своему, решив, что он хочет побольше узнать о ее первом муже.
– Мой почивший супруг был очень грубым и распутным человеком, – медленно заговорила Клотильда. – Совместную жизнь с ним я до сих пор вспоминаю с содроганием. Он умер не так давно, всего два года тому назад.
Заметив странное выражение на лице Василия, Клотильда умолкла.
Василий встал перед ней на колени и прижался лицом к ее плечу.
– Я тоже очень порочный человек, Клотильда, – прошептал он. – И в крестовый поход я отправился, чтобы искупить свои грехи перед Господом.