Легенды о героях и злодеях
Шрифт:
– Пусть мой внешний вид вас не смущает. Дорожная неприятность. Остался без копейки, а мой саквояж украли. Только скрипка и уцелела, – Он продемонстрировал потертый кофр. – Добрые люди помогли кое-какой одежонкой. Вот, ознакомьтесь.
Юноша протянул хозяину театра сложенный вчетверо пожелтевший лист бумаги.
– Ну, вроде настоящая, – покрутил в руках документ Камбер. – Вы уж меня простите, но слишком вы молоды для маэстро…
Пьер ухмыльнулся.
– Не обращайте внимания на мою молодость. Будем считать, что я хорошо сохранился.
– Да мне-то все равно, –
– Ну, с этим я могу поспорить. Я слышал, что вы ранее сами занимались музыкой, пока не открыли театр, – толстяк согласно кивнул. Пьер открыл чехол и вынул из него нотные листы. – Вот моя соната, вчера написал.
Камбер стал просматривать предложенный материал, так как соображал в данном вопросе, и уже на третьем листе не смог сдержать слезу. Высморкавшись в платок, толстяк встал и отошел к окну, чтобы зачем-то зажечь еще одну масляную лампу, хотя освещения остальных десяти, расположенных на шкафах, вполне хватало. Распахнув створки, он глубоко вздохнул и резко повернулся, сев на подоконник.
– Знаете что, сеньор Каас, моя костюмерная и мои лучшие гримеры к вашим услугам, – хозяин театра освободился от занавески, которая развевалась под порывами ветра. – Что-нибудь еще желаете?
Пьер задумался.
– Если вы не против, то я бы предпочел гостинице ваш театр. Можете сэкономить на стороже, – Он улыбнулся. – И хотелось бы одолжить вашего пианиста, если таковой имеется. Партитуру я ему накидаю, это займет немного времени.
– Почту за честь, сеньор Каас, – Камбер обошел стол и заключил юношу в объятия. – Я лично буду вам аккомпанировать…
В тот вечер Пьер О. Каас впервые сыграл в столь большой аудитории. Зрители слушали его, затаив дыхание, потом начали всхлипывать, пока не разразились громкими рыданиями, от которых содрогнулись стены театра. Едва маэстро опустил смычок, зал наполнился овациями и криками «брависсимо». На сцену полетели цветы и дамские платочки. Мужчины, утирающие слезы, ревностно смотрели на своих жен, посылающих гению воздушные поцелуи. Это был успех!
Толстяк Камбер ни на мгновение не пожалел, что позволил этому юнцу выйти на сцену его театра. Образ, который придумал для себя Пьер, еще больше заставлял сочувствовать и сопереживать музыканту, когда тот исполнял свой шедевр: длинный, слегка помятый фрак, черные вьющиеся волосы и бледное лицо с одной-единственной нарисованной слезой.
Стоит ли говорить, что тайные желания Пьера стали осуществляться. После представлений в его объятия падали самые красивые женщины, и не всегда вдовы. Вино в его гримерке лилось рекой, кошелек с каждым днем пополнялся. Юноша развлекался с ночи до утра и даже позабыл о контракте, заключенным со Смертью, пока костлявая не дала о себе знать.
В тридцатый день августа месяца, когда состоялось заключительное выступление, Пьер, по обыкновению своему, развлекался с очередной красоткой. Гоняясь в одних панталонах вокруг стола, заваленного пустыми бутылками, за дамой в розовом неглиже,
– Что с тобой? – засмеялась девица. – Силы закончились? А как же я, негодник?
– Я умираю… – прохрипел скрипач. – Мадлен, мне нужен лекарь!
– Ты меня пугаешь! – насторожилась та. – Если это шутка, то она несмешная!
– Позови лекаря, дура! – рявкнул Пьер, с трудом поднимаясь на ноги.
Мадлен фыркнула, влезла в платье и молнией выскочила за дверь, обозвав своего несостоявшегося любовника бранным словом. Но лекаря она все же позвала.
Им оказался худощавый старик в черном цилиндре и таком же длинном плаще, с козлиной бородкой и пенсне на крючковатом носу. Проведя осмотр пациента, он нахмурился. Такое впервые встретилось в его многолетней практике.
– Вынужден констатировать, что ваше сердце, молодой человек, сравнимо с сердцем старика. Какие-то шумы и перебои, – лекарь убрал стетоскоп в кофр. – Подорвали вы свое здоровье чрезмерным потреблением вина и кхе… Женщинами. Рано вам еще идти на свидание со смертью. Остепенитесь, пока не поздно, мой вам совет. Вот вам рецепт, это очень хорошие пилюли, правда, очень дорогие, но, надеюсь, вы сможете их себе позволить.
– Угу, – Пьер натянул рубаху, влез в штаны и надел сапоги. – Я учту ваши пожелания. Спасибо, что пришли.
Старик поклонился, перебросил через руку плащ, висевший на спинке стула, забрал цилиндр и, прихватив кофр, покинул гримерку музыканта, что служила ему жилой комнатой.
Юноша сел на кровать, что специально для него притащили сюда, и, глотнув вина, отбросил пустую бутылку в угол.
– Как же я мог забыть?! – Он вздохнул. – Ведь сегодня заканчивается месяц, отпущенный мне… Ты мне душу, я тебе Время, так Она сказала? Смогу ли я убить человека? Может, сойдет курица или, на крайний случай, поросенок? Какая разница, чью душу пускать в свои чертоги? Главное, что договор будет соблюден.
Смерть словно услыхала его слова, а, может, так оно и было на самом деле. Пьер вновь схватился за грудь, ему стало трудно дышать. Скрипач почувствовал, что его сердце сжали невидимые пальцы, а легкие словно пламенем обожгло.
«Я пошутил, пошутил! Получишь ты свою душу!» – пронеслось в голове Пьера, и недуг исчез так же внезапно, как и появился.
Юноша поднялся, надел свой старенький колет, натянул поглубже широкополую шляпу и, взяв со стола нож для фруктов, вышел на ночную охоту.
Где искать жертву? Ответ на этот вопрос пришел в голову Пьера сам собой. Естественно, возле кабака. Только там можно повстречать сильно выпившего горожанина. Любой пьянчуга, еле стоящий на ногах, станет легкой добычей и не даст отпора. Так сеньор Каас и поступил. Он спрятался в тени здания, где располагалась одна из многочисленных таверн, и стал ждать. Наконец завсегдатаи стали покидать питейное заведение, и внимание Пьера привлек крепко поддавший хмельного субъект. Он еле стоял на ногах, и если бы не стены зданий, то наверняка упал бы и сломал себе шею. Музыкант принялся следить за мужиком, держась тени и вслушиваясь в бубнеж пьянчуги.