Легенды о Христе (с илл.)
Шрифт:
Мужчина и женщина продолжали торопливо идти к воротам. Они, по-видимому, не ожидали, что их здесь остановят, и вздрогнули, когда легионер, вытянув копье, загородил им дорогу.
– Почему ты не даешь нам выйти в поле на работу? – спросил мужчина.
– Иди! Только сперва я должен поглядеть, что спрятано у твоей жены под одеждой.
– Что тут смотреть? – ответил тот. – Здесь хлеб и вино, которыми нам придется питаться до вечера.
– Может быть, ты говоришь и правду, – сказал воин, – но если так, отчего же она не хочет показать
– Я не хочу, чтобы ты это видел, и советую тебе пропустить нас.
И с этими словами муж поднял было свою дубинку, но жена положила руку ему на плечо и попросила:
– Не заводи ссоры, я иначе поступлю, я покажу ему, что несу, и уверена, что он не причинит никакого зла тому, что увидит.
И с гордой и доверчивой улыбкой она обернулась к воину и отвернула край своей одежды. Легионер мгновенно отпрянул назад и закрыл глаза, словно ослепленный ярким сиянием. То, что женщина скрывала под одеждой, сверкнуло перед ним такой ослепительной белизной, что сперва он не мог даже и понять, что же это такое.
– Я думал, что ты держишь на руках ребенка, – сказал он.
– Ты видишь, что я несу, – ответила женщина.
Теперь только воин разглядел, что так ярко и ослепительно светился сноп лилий – тех самых лилий, которые цвели тут же на лугу. Но блеск их был гораздо прекраснее и ярче. Он едва мог глядеть на них. Он сунул руку в цветы, так как не мог отделаться от мысли, что эта женщина несет ребенка, но, кроме нежных цветов, он ничего не нащупал.
Он испытывал горькое разочарование и охотно задержал бы и мужа и жену, но понимал, что не найдет никакого объяснения своему поступку.
Заметив его смущение, женщина сказала:
– Не позволишь ли нам теперь пройти?
И воин молча отвел копье, которым загородил ворота, и отошел в сторону. А женщина снова закрыла цветы своим платьем, глядя со счастливой улыбкой на то, что держала на руках.
– Я знала, что ты не сможешь причинить нам никакого зла, если только увидишь это, – сказала она воину.
Затем они быстро ушли, а воин продолжал стоять и смотреть им вслед, пока они не исчезли окончательно из виду.
И, следя за ними взглядом, он опять почувствовал уверенность, что эта женщина несла на руках не сноп лилий, а настоящее живое дитя.
Он еще стоял и смотрел вслед путникам, когда услыхал вдруг громкий оклик: к нему торопливо приближался Вольтигий с отрядом.
– Задержи их, – кричали они, – запри перед ними ворота, не дай им уйти!
И, подойдя к воину, они рассказали ему, что напали на след исчезнувшего вчера ребенка. Они только что искали его в доме, но он снова исчез. Они видели, как родители унесли его. Отец – крепкий седобородый человек, с дубиной в руках, мать – высокого роста женщина, прятала ребенка в складках перекинутой через голову одежды.
В это время к воротам подъехал на прекрасном коне бедуин. Не говоря ни слова, воин бросился к бедуину, сбросил его с коня, сам вскочил в седло и помчался
Прошло несколько дней, а воин все еще продолжал погоню по ужасной гористой пустыне, тянущейся вдоль южной части Иудеи. Он все еще продолжал преследовать трех вифлеемских беглецов и был вне себя от того, что этой бесплодной погоне не предвиделось и конца.
– Кажется, эти люди в самом деле способны провалиться сквозь землю, – ворчал он. – Сколько уже раз в эти дни я подъезжал к ним так близко, что готовился уже пронзить ребенка копьем – и все же они каждый раз скрывались от меня! Я начинаю думать, что мне никогда не удастся их поймать.
Он стал уже терять мужество, как человек, которому кажется, что борется с чем-то, что выше его сил. Он задумывался: быть может, сами боги защищают этих людей от него?
– Вся эта погоня – бесплодный труд. Лучше бы мне вернуться, не то я погибну от голода и жажды в этой мертвой пустыне, – говорил он все чаще и чаще.
Но тотчас его охватывал страх перед тем, что ожидает его по возвращении, если он вернется, не исполнив возложенного на него поручения. Ведь он и так уже два раза упустил ребенка.
Трудно предположить, чтобы Вольтигий или Ирод простили ему это.
«Пока Ирод знает, что хоть один из вифлеемских мальчиков жив, его по-прежнему будет мучить страх, – думал воин. – Вернее всего, что он попытается заглушить свой гнев и муки страха тем, что прикажет меня распять».
Был жаркий полдень, и легионер ужасно страдал, пробираясь верхом среди скалистой, лишенной деревьев местности, по тропинке, которая извивалась змеей в глубоком ущелье, куда не доносилось ни малейшего ветерка.
Лошадь и всадник готовы были упасть от изнеможения. Уже несколько часов, как легионер потерял всякий след и чувствовал еще сильнее, чем когда-либо, упадок духа.
«Я должен отказаться от погони, – думал он. – В самом деле, я думаю, не стоит труда их дальше преследовать. Они неизбежно должны так или иначе погибнуть в этой ужасной пустыне».
Вдруг он заметил в одной из скал, близ дороги, сводчатый вход в пещеру. Он тотчас направил коня к этому входу. «Надо мне немного отдохнуть. Может быть, тогда я с новыми силами примусь опять за погоню».
Когда он хотел войти в пещеру, его поразило необычайное явление. По обеим сторонам входа росли две прекрасные лилии. Они стояли высокие и стройные, неся множество цветов, распространявших одуряющий запах меда. Вокруг цветов летали тучи пчел. Среди мертвой пустыни это было такое необыкновенное зрелище, что и воин сделал необыкновенный для него самого поступок. Он сорвал большой белый цветок и взял его с собой в пещеру.
Пещера была не глубока и не темна, и воин тотчас увидел, что там уже отдыхают три путника. То были мужчина, женщина и ребенок, которые лежали на земле, погрузившись в глубокий сон. Никогда еще сердце воина не билось так, как при виде этих путников.