Легенды о Христе (с илл.)

Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса

Если бы я могла им дать совет, я уговорила бы их вернуться. Враги никогда не смогут быть так жестоки к ним, как пустыня. Может быть, им кажется, что в пустыне легко живется. Но я знаю, что даже и мне иногда приходится трудно. Я помню, как еще в молодости ветер нанес на меня целую гору песку. Я едва не задохнулась. Если бы я могла умереть, это был бы мой последний час.

Пальма продолжала думать вслух по привычке одиноких стариков.

– Я слышу какой-то чудный мелодичный шелест в моих ветвях, – говорила она. – Все перышки моих листьев трепещут. Не понимаю,

что делается со мной при виде этих бегущих чужестранцев. Эта грустная женщина так прекрасна. Она приводит мне на память самое чудесное явление в моей жизни.

И под мелодичный шелест листьев пальме вспомнилось, как однажды, за много-много лет, этот оазис посетили два знатных путника. Это были царица Савская и премудрый Соломон.

Прекрасная царица возвращалась домой, царь Соломон проводил ее часть пути, а теперь они должны были расстаться.

«На память об этой минуте, – сказала царица, – я сажаю в землю финиковую косточку.

Я хочу, чтобы из нее выросла пальма, которая будет жить и расти, пока в стране Иудейской не родится царь, который превзойдет Соломона».

Сказав это, она посадила косточку и оросила ее своими слезами.

«Почему я вспомнила об этом именно сегодня? – подумала пальма. – Неужели эта женщина напоминает мне своей красотой прекраснейшую из цариц, по слову которой я выросла и живу до нынешнего дня? Я слышу, как листья мои шелестят все громче, и шелест их печален, как погребальная песнь. Они словно предсказывают, что скоро прервется чья-то жизнь. Хорошо, что я знаю, что никогда не умру».

Пальма думала, что печальный шелест ее листьев предсказывает смерть этим одиноким путникам.

Да и они сами, вероятно, думали, что близится их последний час.

Это видно было по выражению их лиц, когда они проходили мимо скелетов верблюдов, лежавших по дороге.

Это видно было по взглядам, которыми они провожали пролетавших мимо коршунов.

Да иначе и быть не могло.

Они должны погибнуть.

Они заметили пальму и оазис и быстро направились к ним в надежде найти воду. Но, придя туда, они остановились в отчаянии, потому что источник иссяк.

Утомленная женщина положила ребенка на землю и стала, плача, на берегу источника.

Мужчина бросился рядом с ней на землю и стал бить по песку кулаками.

Пальма слышала, как они говорили между собой, что им придется умереть.

Она узнала также из их слов, что царь Ирод велел умертвить всех детей в возрасте от двух до трех лет, боясь, что среди них родился ожидаемый царь иудейский.

«Мои листья шелестят все громче, – думала пальма. – Пришел последний час этих несчастных беглецов».

Она поняла, что оба они боятся пустыни. Муж говорил, что лучше было бы остаться и вступить в бой с воинами, чем бежать от них. Они погибли бы более легкой смертью.

– Бог поможет нам, – отвечала жена.

– Мы

беззащитны против хищных зверей и змей. У нас нет ни пищи, ни питья. Как может Бог помочь нам? – Он разорвал в отчаянии свое платье и припал лицом к земле. Он потерял всякую надежду, как человек, смертельно раненный в сердце.

Жена сидела, выпрямившись, охватив руками колени. Но взоры, которые она кидала на пустыню, говорили о безграничном, безутешном отчаянии.

Пальма слышала, как тоскливый шелест в ее листьях становился все громче.

Женщина, вероятно, также услышала его, потому что подняла голову.

И тотчас невольно протянула руки к вершине дерева.

– О, финики, финики!.. – воскликнула она. В ее голосе слышалось такое страстное желание, что пальме захотелось быть не выше дрока, чтобы финики ее было так же легко рвать, как и цветы шиповника.

Она знала, что вершина ее покрыта гроздьями фиников, но как могут достать их люди на такой головокружительной высоте?

Муж уже раньше видел, как высоко висели финики. Он даже не поднял головы и только попросил жену не мечтать о невозможном.

Но ребенок, игравший травками и стебельками, услышал восклицание матери.

Малютке и в голову не приходило, что мать может не получить всего, что только она пожелает. Как только он услышал про финики, он начал пристально смотреть на дерево.

Он думал и соображал, как бы их достать. Лобик его наморщился под светлыми кудрями. Наконец на его личике появилась улыбка.

Он придумал способ.

Он подошел к пальме, ласково погладил ее своими ручонками и сказал нежным, детским голоском:

– Пальма, наклонись! Наклонись, пальма!

Что это? Что случилось?

Листья пальмы шумели, словно по ним пронесся ураган, а по высокому стволу пробежала дрожь. И пальма почувствовала, что малютка сильнее ее.

Она не могла противиться ему. И склонилась своим высоким стволом перед ребенком, как люди склоняются перед властелинами. Пальма нагнулась до самой земли, так что верхушка ее с дрожащими листьями легла на песок.

Ребенок набрал уже много фиников, а дерево все еще продолжало лежать на земле; тогда мальчик подошел к нему, снова ласково погладил его ручкой и нежно сказал:

– Пальма, поднимись! Поднимись, пальма!

И громадное дерево тихо и благоговейно выпрямило свой гибкий ствол, и листья его зазвенели, словно арфа.

– Теперь я знаю, кому они пели песнь смерти, – сказала пальма, когда снова выпрямилась. – Не этим людям.

Муж и жена, стоя на коленях, славили Бога.

– Ты видел нашу печаль и избавил нас от нее. Ты – Всемогущий, сгибающий ствол пальмы, как тростник! Каких врагов трепетать нам, когда сила Твоя охраняет нас?

Вскоре после этого через пустыню прошел караван, и путники увидели, что вершина пальмы завяла.