Легенды о Христе (с илл.)
Шрифт:
– Тиберий знает, что Фаустина снова вернется к нему, как только он этого пожелает. Но она должна раньше знать, что старым глазам ее не придется видеть при дворе его порока и бесстыдства.
При этих словах они все поднялись, но виноградарь и его жена стали впереди старухи, как бы защищая ее.
Незнакомец не произнес больше ни слова, но устремил на старуху вопросительный взгляд.
«И это твое последнее слово?» – казалось, говорил этот взгляд.
Губы старухи дрожали, и язык не повиновался ей.
– Если император любит свою старую прислужницу, то он должен дать
Путник еще медлил, но вдруг его мрачное лицо прояснилось.
– Друзья мои, – сказал он, – что бы ни говорили о Тиберии, но есть одно, чему он научился лучше всех других – самоотречению. Еще одно я должен вам сказать: если бы старая женщина, о которой мы говорили, пришла в эту хижину, примите ее ласково. Милость императора будет оказана каждому, кто поможет старухе.
Он завернулся в свой плащ и ушел той же дорогой, по которой пришел.
После этого случая виноградарь и жена его никогда больше не говорили со старухой об императоре. В беседах же между собой они удивлялись, что, несмотря на глубокую старость, она нашла в себе силы отказаться от роскоши и влияния, к которым привыкла.
«Не вернется ли она скоро снова к Тиберию? – спрашивали они себя. – Она, конечно, все еще любит его. Она оставила его в надежде, что это образумит его и заставит отказаться от жестокостей…»
– Такой старый человек, как император, никогда уже не начнет новой жизни, – говорил муж. – Как хочешь ты отнять у него беспредельное презрение к людям? Кто позволил бы себе выступить перед ним и учить его любви к человеку? А пока этого не случится, он не может исцелиться от своего упрямства и жестокости.
– Ты знаешь, – ответила жена, – что есть только одно существо во всем мире, которое действительно в силах было бы это сделать. Я часто думаю о том, что было бы, если бы эти двое встретились!.. Но пути Господа непостижимы.
…Старуха, по-видимому, совсем не чувствовала ни лишений, ни потребности вернуться к своей прежней жизни.
Когда через некоторое время молодая женщина родила, старуха стала ходить за малюткой и казалась такой довольной, словно забыла все свое горе.
Каждые полгода, закутавшись в свой длинный серый плащ, она обыкновенно отправлялась в Рим. Но там она ни к кому не заходила, а пробиралась прямо на форум. Она останавливалась перед небольшим храмом, стоявшим на одной из сторон богато украшенной площади.
Этот храм состоял, собственно, из очень большого алтаря, воздвигнутого под открытым небом, среди выложенного мрамором дворика. На алтаре восседала Фортуна, богиня счастия, а у подножия стояла статуя Тиберия. Кругом двора шли помещения для жрецов, кладовые для дров и стойла для жертвенных животных.
Странствования старой Фаустины не шли никогда дальше этого храма, посещаемого всеми желавшими молиться о счастье Тиберия. Заглянув в храм и увидав, что статуи богини и императора украшены цветами, что жертвенный огонь пылает и толпы молящихся благоговейно собираются вокруг алтаря, послушав тихие гимны жрецов, она выходила из храма и возвращалась в горы.
Так, не говоря ни с кем ни одного слова, узнавала Фаустина,
Когда старуха в третий раз совершала свое путешествие, она увидела нечто неожиданное. Приблизившись к храму, она заметила, что он заброшен и пуст. Перед изваянием не было ни одного светильника, а в храме не видно было ни одного молящегося. На одной из стен алтаря висело еще несколько сухих венков, и это было все, что осталось от былой пышности. Жрецы исчезли, и статуя императора, более не охраняемая, была попорчена и в пыли.
Старуха обратилась к первому встречному.
– Что должно это означать? – спросила она. – Разве Тиберий умер? Или у нас уже другой император?
– Нет, – ответил римлянин. – Тиберий все еще царствует, но мы перестали молиться о нем. Наши молитвы ему больше не помогут.
– Друг мой, – сказала старуха, – я живу далеко отсюда, в горах, где ничего не знаешь о том, что делается на свете. Не будешь ли ты так добр сказать мне, какое несчастье постигло императора?
– Самое ужасное несчастье обрушилось на Тиберия, – ответил тот, – его поразила болезнь, которая до сих пор неизвестна была в Италии, но, говорят, нередкая на Востоке. Болезнь изуродовала императора, голос его стал похож на рычание зверя, а пальцы на руках и ногах разъедены язвами. И от этой болезни будто бы нет никакого лекарства. Предполагают, что через несколько недель он умрет; если же он не умрет, то его придется низложить, так как несчастный человек не может дольше царствовать. Ты понимаешь теперь, что судьба его решена. Теперь бесполезно молить богов о даровании ему счастья, да и не стоит, – прибавил римлянин с легкой усмешкой, – нечего теперь заискивать у него и трепетать перед ним. К чему же нам теперь заботиться о нем?
Он поклонился старухе и отошел, а она застыла на месте, ошеломленная словами прохожего.
В первый раз в своей жизни она почувствовала себя обессиленной и выглядела старухой, придавленной своими годами. Она стояла, согнувшись, с трясущейся головой, а руки ее бессильно ловили что-то в воздухе.
Ей хотелось поскорее уйти отсюда, но ноги у нее подкашивались, и, пошатываясь, едва подвигаясь вперед, она искала взглядом что-нибудь, на что могла бы опереться.
Через несколько минут невероятным усилием воли ей удалось, однако, преодолеть упадок сил.
Она снова выпрямилась во весь рост и заставила себя идти твердыми шагами по кишевшим людьми улицам.
Спустя неделю старая Фаустина взбиралась по крутым склонам острова Капри. Был жаркий день, и удручающее чувство старости и слабость снова овладели ею, пока она плелась по извилистым дорожкам и прорубленным в скалах ступенькам, ведшим к вилле Тиберия.
Это чувство еще более усилилось, когда она заметила, как сильно изменилось все за время ее отсутствия. Прежде здесь всегда встречались целые толпы людей, то взбиравшихся, то спускавшихся по ступеням. Здесь были сенаторы, несомые великанами либийцами; чиновники со всех провинций, являвшиеся в сопровождении длинной вереницы рабов; искатели должностей и вельможи, приглашенные на пир к императору.