Легенды выживших (сборник)

Манасыпов Дмитрий Юрьевич

* * *

…В соседский охраняемый поселок его впустили без проблем — на Побережье почти многие знали друг друга в лицо. Как раз сегодня начальником караула стоял Сэм по кличке Серьезный, который хорошо знал Пита. Даже не спросив, за каким дьяволом студент приперся, пройдя полторы мили потенциально опасного пути на ночь глядя, Сэм просто отпер ворота и так же молча запер их обратно.

…Пит помнил наизусть ее адрес. Подробный адрес публиковался в конце каждой ее книги вместе с просьбой к читателям присылать свои отзывы. Как рассказывали многочисленные статьи

в древних журналах, она никогда не боялась толп поклонников и фотокамер вездесущих папарацци. И странно — их никогда не было около ее дома.

За двести лет ничего не изменилось…

Ее сравнительно небольшой дом стоял в некотором удалении от роскошных соседских вилл и был огорожен кирпичным забором всего лишь в семь футов высотой без намека на колючую проволоку по периметру или, на худой конец, на битое стекло, вделанное в цементную окантовку. Дома соседей щерились пулеметными гнездами и антеннами охранных устройств — даже внутри охраняемого поселка люди опасались прорыва мутантов или бандитских группировок. А здесь — ничего. Только относительно невысокий забор, отгораживающий сад, двор и дом от посторонних взглядов, но уж никак не способный остановить орду человекоподобных тварей или людей, жаждущих чужой крови и чужого имущества.

Правда, когда Пит подкрался к нему вплотную, прячась за густыми ночными тенями деревьев, он явственно ощутил какое-то навязчивое беспокойство. Ему вдруг резко расхотелось идти к намеченной цели, да и сама цель показалась глупой и дурацкой.

«Залезть в дом к наследнице знаменитой писательницы? И ради чего? Чтобы доказать идиоту-профессору, что я такой же псих, как и он? А вдруг там скрытые датчики? Или дрессированные крысопсы?»

Высокие кирпичные стены… Охрана с дубинками… Мрачные гулкие коридоры… Пит потряс головой, прогоняя возникшие перед глазами картины из рассказа, неоднократно прочитанного с восторгом и упоением.

«„Побег из Синг-Синг“… До сих пор у этого произведения бешеная популярность. А тогда, двести лет назад, — фильм, „Оскар“, миллионные сборы… Но как? Как ей это удавалось?»

Он заставил себя сделать еще шаг. Потом второй. Ноги не слушались, руки стали ватными, но он, пересилив себя, поднял их кверху. Потом неловко подпрыгнул и ухватиться за край забора. Уже наверху он почувствовал, что у него кружится голова. Деревья, дом, забор — все поплыло перед глазами, и Пит, цепляясь непослушными пальцами за гладкий кирпич, тяжело свалился внутрь двора…

* * *

— А ты сильный мальчик, если смог проникнуть в мой дом.

Голос, который произнес эти слова, был молодой, грудной и глубокий, но в то же время какой-то ненатуральный. Наверное, так говорила бы статуя Свободы, если б вдруг когда-нибудь восстала из руин и смогла что-то сказать. В металлическом голосе звучали нотки удивления и… уважения, что ли?

Такие эмоции не могли быть у статуи. Пит провел сухим языком по губам, поморщился от мерзости ощущения собственной потрескавшейся плоти и разлепил глаза.

Это был подвал. Громадный подвал. Гораздо больший по площади, нежели можно было предположить, взглянув на дом Сьюзанн Куинн. Под потолком горела хрустальная люстра, освещая помещение белым искусственным светом. А вдоль

стен тянулись бесчисленные стеллажи. Пит проморгался, с трудом повернул голову и прищурился.

Стеллажи были забиты игрушками. Крошечные грузовички, бензовозы, «кадиллаки», солдатики с базуками и без, безликие куклы вуду и кошмарные африканские маски. Летучие мыши-мутанты величиной с карандаш, вампиры с перепончатыми крыльями, мертвецы с протянутыми вперед руками и полуразложившимися дебильными лицами. И люди. Просто люди. Маленькие мужчины и женщины. Целые и не совсем. С отрезанными конечностями и отрубленными головами, с выколотыми глазами и различными острыми предметами, воткнутыми в самые разные места маленьких, очень натурально скрюченных от боли тел.

Стеллажей было много. Очень много. Они тянулись от пола до потолка и уходили в неосвещенную глубину подвала, откуда едва уловимо потягивало сыростью и старой пылью.

Пит лежал на столе или на каком-то другом похожем на стол возвышении. Отсюда трудно было разобрать, но затылку было жестко и холодно. Он попытался пошевелить рукой, но ему это не удалось. Он вообще не чувствовал своего тела. Только шею и голову. Мозг по привычке послал сигнал в пальцы — мол, надо бы дернуться, ребята, проверить наличие отсутствия. И, не получив ответа, запаниковал.

Питу стало жутко. Капля пота щекотно скатилась со лба на бровь, но смахнуть ее было нечем.

— Не бойся, — снова раздался у него над ухом голос… и в поле его зрения вплыла Она.

Она была намного моложе, чем изображали ее фотографии в старых журналах. С виду ей было не больше тридцати. Прекрасная фигура, волевое, действительно красивое лицо, сильные, ухоженные руки. Такой, наверное, могла бы быть Снежная королева из сказки Андерсена… Журналы врали. От тех фотографий у нее были только глаза. Усталые и как бы отстраненные от этого мира. Не живущие в этом мире глаза.

— Не бойся, — повторила она и взглянула на Пита. И от этого взгляда Питу стало действительно страшно. Это была, несомненно, Она, а не ее прапраправнучка… И сейчас она, не мигая, глядела сквозь него.

— Ты правильно догадался, — произнесла она. — И ты единственный из догадавшихся, кто рискнул прийти сюда. Мне это определенно нравится.

— Зачем вы привязали меня? — прохрипел Пит для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. Просто лежать и смотреть было невыносимо.

— Привязала? — удивилась она. — Ты абсолютно свободен. Просто в этом доме все подчинено моей воле. А я пока не хочу, чтобы ты двигал чем-нибудь, кроме головы.

Она едва заметно улыбнулась углами изящного рта.

— Весь мир в той или иной степени подчинен моей воле.

Пит задергался. Если б все было в порядке, он задергался бы всем телом. Но все далеко не было в порядке, и потому задергались только зубы.

— Я н-не хотел влезать в ваш дом…

— Ну конечно, — металлически засмеялась она, подходя к другому огромному столу, на котором в немыслимом беспорядке горой валялись книги, стеклянные трубки, реторты непонятного назначения, письменные принадлежности и опять те же самые игрушки со стеллажей, отличающиеся друг от друга лишь степенями уродств и увечий. — Не пытайся мне врать, мальчик. Иначе накажу.