Легенды. Предания. Бывальщины
Шрифт:
Он к ней в двенадцать часов пришел:
— Ну, Зина, собирайся, поехали.
Она спрашивает:
— А где у тебя конь-то?
Идут на луну-то, а он говорит:
— У тебя тень, а у меня нет.
Она поняла, что это неживой человек. Она его спрашивает:
— Далеко еще идти-то?
Пришли они на кладбище, он ее подводит к могиле и говорит:
— Проходи.
Зина его первого пропустила. А сама начала ему по вещичке отдавать. Когда вещи-то все отдала, начала по бусинке отдавать, а сама-то все рассвета ожидает.
Мужики мимо шли, подошли и выкопать не могли. Попа позвали, выкопали. А она и умерла, осталась со своим женихом.
Я с одной девушкой гулял. И вот девушка эта, невеста моя, померла. Я ее очень любил и крепко жалел, и вот собрались возле колокольни, вся молодежь бегат. Я и говорю:
— Э-эх, была бы там сейчас моя Маруся, я бы сейчас залез на колокольню.
А ребята привязались:
— А тебе не залезти на колокольню!
Время уже было одиннадцать — двенадцатый час. Я говорю:
— Но, да пустяки. Залезу! Залезу и позвоню.
Только туды залез на колокольню, гляжу: моя Маруся там сидит! Вот так, скорнувшись… Я ее:
— Маруся!
Она мне голоса не отвечат.
— Маруся!
Голоса не отвечат.
Я с ее платок сдяргиваю — и в карман. В колокол позвонил и спускаюсь. Ребятам говорю:
— Вот, она счас там была, платочек снял с нее.
Смотрят: верно, в еёном платке, в котором похоронили — этот платок. Действительно, правда.
Значит, домой пришел. Вечером она приходит и говорит:
— Отдай мне платок!
Я, значит, ей выношу, кладу на крыльцо, говорю:
— Возьмите.
— Нет, как сумел снять, так сумей и повязать.
А на второй вечер она опять приходит.
— Коля, отдай мне платок.
Я опять вынес ей — она опять не берет.
И вот привели потом попа, поп ходил кадил тут, причастили меня — все это сделали… поговел я. Но, решили: что же, делать нечего, придется идти повязывать. И только стал повязывать-то платок — она меня как схватит! Схватила крепко и зажала…
Потом не могли никак разжать: ни топором не разрубить, ни пилой не распилить. Так я тут и помер. Вместе меня с ней и похоронили… Ха-ха!
О гадании
Ходили мы слушать в святки, против Рождества. Вышли к гумнам к нашим. Пять человек нас было. Вышли к гумнам и зачертили круг — как по деревне визг!..
Мы вышли из черты — тихо. Вошли опять в круг — опять визг.
Вот одна:
— Наверно, мой брат погибнет в этом году: это как я плачу.
На следующий год вышла она замуж самоходкой. Была на беседе — братья ищут. И эти братья пришли к жениху и потащили ее через всю деревню домой — так такой визг по деревне стоял!
(…)
Я помню, мы пошли, такие у нас крутые горы, ячменя была большая полоса у моего ухажера.
Вот о святках (вот теперь были святки летом, летние святки) пришла:
— Пойдемте, — говорю, — девчонки, у Никоновых выкатаем жито.
Тогда мы не ячменем называли — житом. Как уже в колос зашел, и уж он зацвел, ячмень-то уж цвести начинает, такие спускает сережки. А мы пошли:
— Давайте пойдемте, девчонки, выкатаем у Никоновых ячмень…
Вот и пошли. Жито называли, жито, а оно уж цвело.
А этот свекор-то (будущий. — Н. К.) несчастный под полосу забрался, и погонялка взята. Девчонки-то все прокатились, а я-то последняя — мне и попало.
Я говорю:
— Ой, больше не вешай!
А девки скажут:
— Ну, ты и попадешь за Костю взамуж, ты. Тебе погонялкой попало, дак.
Так и стало: я и попала за этого парня взамуж.
Ну, и выкатали всё, замяли жито, как прокатились ведь пять девок…
Была у нас девка с одним глазом. А мать-то ее на Рождество уехала. Она, Катюшка-то, зеркало взяла, две свечи с церквы поставила, материно венчально колечко в стакан бросила и против зеркала поставила. А сама рядом села. И надо, чтоб тихо-тихо было.
А мы сидим на койке все.
Ну вот, зеркало потемнело. Она нас тихонько позвала. В зеркале колосья, трава заколыхалась, выходит из нее мужчина в пинжаке, шляпе, с тростью, а брови и ресницы у его густушши-густушши.
Катюша уехала в Нерчинск, вышла там взамуж. Я ее мужа-то увидала: хоть и без трости был, а по бровям, ресницам я его сразу признала.
Не помню уже, кто нас этому учил. Но многие в наши дни гадали так: соберемся в поле с девушками, нарвем цветов двенадцать сортов и на ночь кладем их под голову. Слова какие-то говорили, но давно это было, не помню. Но помню только, что милый во сне явиться должен.
Я тоже гадала. И показался мне парень, до сих пор помню: серые брюки, белая рубашка и рукава закатаны. Хорош парень. Но жалко, что не видела его больше. Наверно, ворожба такая не всегда правду говорит.
О кладе
Ну вот, шла старушка одна из байны, и впереди ее бежит курушка, и вся такима золотыма копеечками. Она за курушкой этой вслед — и хотела ей поймать, а она от ней прочь — а она вслед. Такая золотая курушка бежит — и в черемушку. Она поглядела: потерялась в черемушке. Искала-искала, потом заходила, опеть снова ходили искать — не могли найти. Курушка так потерялась.