Легкое поведение
Шрифт:
Это должно его заткнуть.
С запада к стене подошел караван верблюдов, и Иган переключился на него:
— Мне всегда любопытно, что за сокровища везут на рынок эти караваны. Я представляю себе красивые гобелены или ковры, меха…
— Уголь. Из шахт в горах Западного Китая.
Иган восхищенно покачал головой:
— Пообщаешься с вами — и сразу вспоминаешь, почему вас называют мэтром журналистики!
Моррисон был падок на уважительные комплименты, как другие — на золото. Он решил, что, в общем-то, не имеет ничего против Игана. В конце концов, с ним можно было поболтать.
Иган
— Да-да. Мой коллега из «Таймс», Лайонел Джеймс, говорил, что они вместе плыли на пароходе из Сан-Франциско до Йокогамы.
— Лондон тоже хорошо помнит Джеймса. На корабле все только и говорили о том, что он путешествует с лакеем! Американцев это здорово позабавило. Как выяснилось…
— Да, я знаю. Так называемый лакей на самом деле был нашим коллегой Дэвидом Фрейзером. «Таймс» разрешила ему освещать военные действия, если только он сам оплатит дорогу. Ему ничего не оставалось, как купить самый дешевый билет, выдав себя за лакея Джеймса. Похоже, теперь его преследуют насмешки. Кстати, про Лондона Джеймс сказал, что с ним не соскучишься. Веселый парнишка.
12
Хёрст, Уильям Рэндолф (1863–1951) — ведущий газетный издатель США.
— Да, Джеку еще нет и тридцати. На два года моложе меня. Вы читали что-нибудь из его книг?
— Мне понравился «Зов предков». Не уверен, что его можно назвать американским Киплингом, как уверяют некоторые, хотя, впрочем, я говорю это как страстный поклонник английского поэта. Я определенно не разделяю социалистических идей Лондона. Но пишет он хорошо. У него настоящая мужская проза.
— Мы с Джеком хорошие друзья. Товарищи, как, кажется, говорят у вас в Австралии. Конечно, он развязный парень и пьет как сапожник. В баре он неизменно вызывал меня на поединок армрестлинга, стоит ему напиться. Но нельзя не признать, он хорошо образован, много повидал за свою трудную жизнь, и он самый блестящий рассказчик из всех, кого я знаю. Я должен вас познакомить. Уверен, он вам понравится. Несмотря на его социализм.
— Буду рад знакомству, — ответил Моррисон, втайне досадуя на то, что предстоит встреча с еще одним хвастливым американцем. К тому же любителем армрестлинга в барах.
— Он сейчас в пути на фронт, — сказал Иган.
— Ха! Пусть попробует проскочить японцев. Думаю, он будет первым. Вот уже месяц идет война, а они до сих пор никому не дают разрешения попасть на линию фронта.
— Джек говорит, что японцы его не остановят.
Моррисон повел бровью:
— Он недооценивает их упрямства.
— О, если кто и прорвется, так это Джек. Более того, он говорит, что напишет всю правду о войне, покажет ее истинное лицо: грязь на солдатских сапогах, выражение глаз, шипение полевой кухни, запах пороха. Представляете, он уже заставил одного из японских солдат вывалить содержимое вещмешка — чтобы все записать!
— Да, это очень хорошо для писателя. Но журналисту нужны твердые факты. — Спохватившись, что
— Да, было дело, — широко улыбнулся Иган, и Моррисон, внутренне поморщившись, в очередной раз подивился тому, какие белые и ровные у него зубы. — За последние месяцы привлекательность этого перевалочного пункта заметно возросла. Правда, говоря об этом, вынужден признать свою вину. Я обещал кое-кому представить вас. Это одна американская особа. Она очень хочет познакомиться с вами. Однако должен признаться: удержаться от соблазна оставить ее для себя было трудно.
Моррисону совсем не понравился тон, которым это было произнесено.
— Я так полагаю, вы говорите об очаровательной мисс Перкинс?
— А… так вы уже познакомились?
— Лишь недавно. На заставе Шаньхайгуань. Она была там вместе с миссис Рэгсдейл.
— Ее бедная компаньонка.
— По всему было видно, что миссис Рэгсдейл с удовольствием проводит время в компании мисс Перкинс. Во всяком случае, это куда приятнее, чем общество ее мужа.
— Ха-ха-ха! — Американец рассмеялся от души и похлопал Моррисона по спине.
Наглец. Щенок.
Встреча с дерзкой молодостью в лице Игана заставила Моррисона в очередной раз взгрустнуть о том, что как раз в этом он проигрывает. Такие белые зубы. Даже не верится. Его собственный коренной зуб вдруг напомнил о застарелом кариесе острой болью, пронзившей челюсть. Эта боль словно открыла ворота, в которые хлынули другие недуги: по суставам пробежался ревматизм, в носу заныла треклятая рана, угрожая кровотечением. Невозможно было представить, что всего два дня назад Моррисон чувствовал себя беспечным и вкушал плотские удовольствия, ведь его организм настроен исключительно на болячки…
— Вам нехорошо?
— Все отлично. Лучше не бывает. Но я должен идти. Много дел.
Выразив неопределенную надежду на скорую встречу и скрепив это рукопожатием — как ему показалось, достаточно твердым, — Моррисон откланялся и устремился в обратный путь с решимостью, которой вовсе не испытывал.
На западе закат уже перекрашивал фиолетовые холмы, набрасывая на них пурпурно-золотистые мантии. Крыши Запретного города сливались с ними. Моррисон не заметил, как его рука инстинктивно потянулась в карман и нащупала платок Мэй. От нее до сих пор не было письма, хотя он и понимал, что со времени их знакомства прошло всего два дня. И тем не менее он все-таки нашел время написать ей, а ведь он, Моррисон, был занятым человеком; так почему же она не удосужилась прислать хотя бы открытку?
В голову тотчас полезли беспокойные мысли, и он приказал себе покончить с этим помешательством. Надо выбраться в Тяньцзинь как можно скорее.
На следующий день Моррисон возвратился с прогулки и застал Куана за беседой с Ю-ти, женой повара. Завидев Моррисона, девушка испуганно метнулась в дом.
— Как ей здесь живется, все в порядке? — спросил журналист.
— Да. О, и я попросил одного из слуг купить пару одеял как свадебный подарок от вас для нее и мужа.
— Очень хорошо. Hen hao. — Моррисон с благодарностью посмотрел на своего боя.