Лего
Шрифт:
И снял с пальца половинку, протянул ей. Она медлила.
Задание вроде бы было выполнено. Энергизатор возвращен без принуждения, добровольно, однако Фелиция знала, что этого недостаточно. Теперь, лишившись генератора, который стал частью его атмы, держатель заболеет душой, и если она хрупкая, может погибнуть. Это не нарушение Устава, Устав запрещает только убийство, но Фелиция и сама была инфицирована контактом. Мысль о том, что Крылову будет плохо, что он заболеет и может быть погибнет, показалась ей невыносимой.
— Я возьму вас с собой, — сказала она. — Вы покинете эту дикую планету. Она была жестока к вам. Она еще долго будет непригодна для нормальной жизни. Идемте. Сегодня же… По нашему
— А как же моя книга? — спросил Крылов. — А как же они?
— Кто «они»?
Он не ответил, но Фелиция поняла.
Крылов затряс головой.
— Я им должен. Я им нужен. А у вас я зачем? Надо быть там, где ты нужнее всего, это единственное, что я усвоил. И еще что нет ничего хуже предательства.
Он вскочил со скамейки.
— Берите ваш прибор. И не искушайте меня. Ничем. Ни собой, ни вашей прекрасной планетой. Пожалуйста, прошу вас!
В его глазах стояли слезы.
Фелиция опустила руку в сумочку, нащупала пудреницу. Это был девизуализатор. Нажала клавишу. Исчезла.
Она по-прежнему была рядом, просто Крылов ее больше не видел.
Он вскрикнул, тронул рукой пустоту. В свете фонаря блеснул перстень.
Потер глаза, ущипнул кисть. Пробормотал: «Я схожу с ума…».
И пошел по аллее прочь, держась за голову, шатаясь.
У Фелиции ныло сердце, но наверное в тысячу раз слабее. Она ведь носила на себе половинку всего два дня.
Уныло и потерянно — задание было провалено — она нажала кнопку вызова, отправила сигнал об эвакуации. Тут же получила инструкцию.
Медленно двинулась в сторону моря. Где-то грохотала дерганая музыка, донесся пьяный вопль — под фонарем кто-то с кем-то дрался, на почтовом отделении помигивал лампочками лозунг «Слава КПСС!». Скучная, беспросветная недожизнь среди непроснувшихся душ, вот что такое Земля, думала Фелиция. Они тут боятся ада и не знают, что живут в нем.
На темном пустом пляже она разделась догола, захватив только сумочку с походным набором. Влаги он не боялся. Поплыла, рассекая фосфоресцирующую воду широкими саженками, наверху сияли звезды. Нет, это не ад. Это котлован в самом начале стройки, сказала себе Фелиция, но веселей от этого не стало.
Далеко за буйками на плавных волнах покачивался эллипсоид.
Эвакуатор, коренастый вир в маске, фильтрующей земной воздух, спросил, когда Фелиция оказалась внутри космолета:
— Ну что? Добыла второй фрагмент?
— Нет. Не получилось. И первый тоже там оставила. Бросила на гальку. Подберет кто-нибудь.
Увозить половину энергизатора было нельзя, на межпланетной дистанции разделенные фрагменты аннигилируются, а это нарушит баланс динь-энергии во Вселенной.
— Ну ничего. Прилетишь снова через неделю. Может, тогда получится, — утешил Фелицию эвакуатор, с любопытством разглядывая ее анатомию. Наверное, никогда не видел, как устроены земляне. — Что это у тебя за круглые штуковины? В чем их функция?
Часть шестая
ПЕСО
ДА-ФАК
Свое главное экзистенциальное открытие Александр Пушкер, тогда еще Сашуня, сделал в возрасте шести лет на даче. Смотрел, встав на коленки, как муравей трудно волочит сосновую иголку, как на муравья ложится его, Сашунина, тень, и вдруг тень исчезла. Маленький Пушкер задрал
Дальнейшая жизнь Сашуни, Сашки, Александра, Александра Юрьевича Пушкера представляла собой перемещение из одной оболочки в другую. Перемещение не было линейным, подобно тому как нелинейна история земной цивилизации. После раннего расцвета античности, первого своего миллиона, Пушкер откатился назад, в темное средневековье первого банкротства, но потом научился успешно кататься не только на быке, но и на медведе, выгребать мед из разоренных ульев, и к порогу свежего, зожного сорокалетия приготовился к прорыву, вернее сказать к проклюву в большие матрехи.
Старинные русские сакральные артефакты, неразрывно связанные с исконностью, как известно, нестаринны, неисконны и вообще нерусские. Патент на балалайку зарегистрирован в конце XIX века в Германии, тальянка-тальяночка — итальянская гармоника, а матрешку привезли из Японии матросы. В этой мглистой, болотной обманности, в извечной неточемкажущести подлинная сила Русского Дао, его облакоподобная неуязвимость, его Божья Роса, однако любящие скучную точность мудрецы Востока на три тысячи лет раньше Сашуни Пушкера открыли, что Вселенная — бесконечнослойное яйцемножество: одно яйцо спрятано в другом, другое в третьем, третье в четвертом, миллионное в миллион первом, и для того, чтобы перейти из меньшего яйца в большее, нужно пробить скорлупу, а для этого необходим крепкий клюв, и каждая следующая скорлупа толще, так что клюв должен становиться крепче. Проклюнуть матрешку нельзя, а скорлупу можно и даже нужно, поэтому от детской метафоры Александр Пушкер, любивший, чтобы его называли бодро и упруго: «Сандр», давно отошел, оставил только названия. Дома у него был подарок самому себе к 35-летию: фарфоровый набор а-ля Фаберже в виде пузатых полуматрешек-полуяиц. Проклюнув очередную скорлупу, Пушкер разбивал отжившую яйцекуклу ритуальным ударом золоченого молоточка «Тиффани».
И клюв Сандра Пушкера окреп настолько, чтоб продолбиться в матрехи, что по всемирно принятой финансовой терминологии соответствует категории UHNWI (Ultra-High Networth Individuals), она же «золотая квота», к которой принадлежит одна пятидесятитысячная человечества.
Секрет успешного проклюва так прост, что это, в общем, никакой не секрет, а элементарная физика. Чтобы пробить скорлупу, нужно бить в точку, где слой тоньше всего. А вот раньше других цыплят учуять, где слой протоньшился — это уже талант, и он у Сандра был.