Лего
Шрифт:
–..И топорик я купил правильно.
Загнулся третий палец. Соня нервно поежилась.
Через пару часов после того, как проехали Ростов, Аяксы сообщили что перед контрольно-пропускным жопа: менты поставили блок-пост, шмонают всех подряд и тут же наряд из военкомата. Народ валит пешедралом, через горы. В горах холодрыга, но не поворачивать же обратно.
«Вот как правильно было отправить вперед разведку, — сказал ей Родос. — Экипируемся».
В хоррор-тауне Кущевская сделали короткую остановку. Купили для перехода через горы палатку, плед,
Родос нагуглил, что машину надо будет оставить в селе Эзми и оттуда двинуть пешком до грузинского Джейраха берегом речки Армхи. Конечно, в темноте.
Соня представила, как они будут лежать ночью вдвоем в тесной палатке, под пледом, на берегу журчащей горной реки, вспомнила пословицу про рай в шалаше и ощутила прилив счастья.
— …Кто же знал, что нас тормознут за 600 километров?
Их остановили у поста ДПС, сразу за маленьким городком или большим поселком, название которого Соня проглядела.
Подошли двое ментов. Родос шепнул: «Спокойно. Документы норм». Вынул из бардачка кожаный органайзер. У Родоса всегда и во всем был идеальный порядок. Он и сам был ходячий органайзер. Потянул за уголок пластиковую карточку, она застряла, и мент — он был дерганый, злющий — вдруг сунул руку в окно, цапнул всю сумочку. «Давай, давай. Всё проверю: техталон, страховку». И пошел в свою стеклянную избушку на курьих ногах. А второй, сонно-флегматичный, остался.
— …На посту у меня тоже выбора не было. Сделал то, что нельзя было не сделать. — Родос согнул четвертый палец. Соня от жуткого воспоминания зажмурилась.
Тогда она не поняла, отчего Родос внезапно будто окоченел. Посидел несколько секунд, весь каменный. Говорит: «Вылезу, ноги разомну». И вышел из машины, сам что-то за спиной прячет. Вдруг как стукнет гаишника по голове. Топорик с хрустом вошел в кость и остался торчать в прорубленной фуражке. У мента глаза изумленно поднялись кверху, уставились на каучуковую рукоятку. Потом закатились, остались только страшные слепые белки. Он еще не рухнул, а Родос уже кинулся обратно в машину, рванул рычаг, вывернул руль и дал по газам.
«Ты что?!» — закричала Соня.
«У меня там повестка. 338-ая статья. Семь лет за дезертирство» — сквозь белые, трясущиеся губы процедил он.
«Астра», набирая скорость, неслась обратно к поселку.
«Ты его убил» — пролепетала Соня.
«Иначе они убили бы меня. Ты знаешь, я в тюрьме недели не выживу».
Родос и теперь повторил, словно сам себя убеждая:
— В той ситуации это было единственно возможное решение. Плохое. Но единственное. И потом мы всё тоже сделали правильно.
Что было потом, Соня запомнила неотчетливо. В городке Родос свернул в первый же переулок. Подождал, пока по трассе с отчаянной сиреной промчатся один за другим два полицейских автомобиля. «Идем, — сказал. — Я видел автобусную станцию».
Они уехали первым же отходящим межгородом. Рейс был до Краснодара.
«Спокойно, спокойно, — шептал Родос. — Ты видела его харю? Без такого упыря мир стал только
В Краснодаре на автовокзале, стоя перед билетной кассой и глядя на табло, Родос, опять хладнокровный, рассуждал вслух: «Грузия отменяется. Москва тоже. У них по всей трассе план „Перехват“. Действует максимум 48 часов, потом пойдет обычный розыск. Нужно место, чтоб пересидеть, затеряться. И откуда потом можно хоть как-то свинтить. Задача трудная, но решаемая. Разум всё превозмогает».
— …И разум всё превозмог. — Родос поднял пятый палец, единственный еще не согнутый — большой, так что жест получился гиперпозитивный. — Правильное решение разорвало цепочку какокрымии. И неслучайно этим решением стал Крым.
В результате они сели на автобус «Краснодар-Керчь». Логика у Родоса была такая. Первое: в Крыму искать не станут, потому что это в стороне от трассы. Второе: в Крыму полно приезжих, потому что курорт и беженцы. Третье: крымским ментам не до уголовки, они с утра до вечера ловят украинских диверсантов. Четвертое: единственная возможность для человека в розыске выбраться из Эрэфии — перейти линию фронта. Это риск, но всяко лучше, чем быть забитым до смерти в ментуре.
«Я с тобой, — сказала Соня. — Мне оставаться тоже нельзя. Я же соучастница».
* * *
Три часа прошло с тех пор, как Родос поднял большой палец и объявил, что цепочка плохих решений прорвана.
Автобус подъезжал к Тамани, когда дорога вдруг встала вмертвую. С той стороны было пусто, неслись только полицейские машины с сиренами. Наверху затарахтели вертолеты. Прямо по обочине, подпрыгивая, прогромыхал бронетранспортер, за ним другой, третий.
— Это не может быть из-за меня, — сказал Родос. — Уж бэтээры-то… Из-за гаишника вряд ли.
Но голос немножко дрогнул, и вопросительная интонация проскользнула.
— Не может. Я выйду, узнаю.
Соня бодро кивнула ему, хотя внутри вся съежилась от ужаса, и сильно захотелось по-большому.
Шофер автобуса стоял в кучке других водил, они размахивали руками, что-то обсуждали.
— Что случилось? — спросила Соня.
— Мост грохнули. Не то прилет, не то фура какая-то рванула, — возбужденно ответил шофер и заторопился, стал толкать Соню назад к автобусу. — Садись, садись, а то эти бешеные.