Лекарь Империи 4
Шрифт:
— Начнем с головки поджелудочной, — ответил я так же спокойно. — С того самого места, где была язва. Гастринома, которая ее вызвала, скорее всего, прячется именно там.
Шаповалов кивнул и сделал разрез точно по предыдущему рубцу. Слой за слоем он уверенно входил в брюшную полость, работая с ювелирной точностью. Наконец, разрез был расширен, и передо мной, в свете операционных ламп, открылся вид на внутренние органы.
— Так, посмотрим, что у нас тут за зверинец, — пробормотал Шаповалов, осторожно раздвигая влажные, розовые
Я взял в руки длинный стерильный УЗИ-датчик и приблизился к операционному полю. Но прежде чем включить аппарат, я положил свою свободную левую руку на край раны, якобы для опоры и лучшей фиксации. На самом же деле — это был жест для моего невидимого помощника.
— Ну, Фырк. Ныряй. Ищи, — мысленно скомандовал я.
— Уже там, шеф! — тут же отозвался он, и знакомая фигура исчезла с моего плеча.
Для вида я приложил датчик к тканям и начал медленно водить им, изображая поиск и вглядываясь в мутные, нечеткие тени на экране монитора. Разрешение, конечно, было выше, чем у обычного аппарата, но найти в этой мешанине тканей крошечную опухоль было все равно что искать жемчужину в миске с овсянкой.
— Так… тихо… тихо… — голос Фырка зазвучал в моей голове приглушенно, словно из-под воды. Он явно пробирался сквозь слои тканей. — Вижу брыжейку… лимфоузлы… чистые, обычные… так, еще левее, к протоку… стоп! Стоп-стоп-стоп! Вот оно!
— Что нашел? Описывай, — мысленно поторопил я его.
— Маленькое, плотное, как фасолина! — с энтузиазмом доложил он. — Фонит тускло, но постоянно. Таким… кислым фонит. Это точно не лимфоузел, двуногий! Это оно! Прямо под твоей правой рукой, если опустить датчик на пять сантиметров вглубь!
Я медленно, как бы вслепую, передвинул датчик в указанное им место, слегка изменив угол наклона.
— Вот, Игорь Степанович, — произнес я вслух, указывая пальцем на экран, где среди неясных теней действительно проступило небольшое, округлое уплотнение. — Смотрите. Здесь. Между петлями тонкой кишки. Примерно сантиметр в диаметре.
Шаповалов наклонился ближе, вглядываясь в монитор.
— Хм… Действительно, что-то есть. Хотя, если честно, Разумовский, на обычный увеличенный лимфоузел очень похоже.
— Структура другая, — уверенно сказал я. — Посмотрите — она более однородная, гомогенная, чем у лимфоидной ткани. И расположение нетипичное.
— Эх, умник! — прокомментировал вернувшийся на свое плечо Фырк. — Да они на этом вашем УЗИ все одинаковые на вид! Но ты прав — это точно не лимфоузел. Это та самая штука, что гастрин вырабатывает. Я ее по запаху чую!
Шаповалов принял решение.
— Ладно, посмотрим. Зажим!
Аккуратно, миллиметр за миллиметром, он начал выделять подозрительное образование из окружающих тканей. Работа была ювелирной — одно неверное движение могло повредить тончайшие сосуды брыжейки и вызвать новое кровотечение.
— Вот оно, — наконец сказал он, поднимая на кончике
— На срочную гистологию, — скомандовал я, и сестра тут же подставила стерильный контейнер.
Образец унесли. Теперь оставалось только ждать. Десять минут тянулись как целый час. Шаповалов тем временем методично осматривал близлежащие ткани, я продолжал медленно водить датчиком, изображая дальнейший поиск, хотя мы оба знали, что сейчас все зависит от вердикта лаборантов.
— А вот и ответ! — радостно воскликнул Фырк за секунду до того, как из динамика селекторной связи раздался бесстрастный голос:
— Внимание, операционная номер три. В присланном на срочное исследование материале выявлены признаки нейроэндокринной опухоли. Предварительный диагноз — гастринома.
По операционной пронесся тихий, коллективный выдох облегчения. Первая цель была найдена и уничтожена.
— Что ж, Разумовский, — Шаповалов посмотрел на меня с неподдельным уважением. — Один — ноль в твою пользу. Посмотрим, что будет дальше. Ищи вторую.
Окрыленные первым, таким важным успехом, мы с новыми силами продолжили поиск. Теперь предстояло найти главного виновника той катастрофы, что чуть не случилась на прошлой операции. Нужно было найти инсулиному.
Я методично, сантиметр за сантиметром, водил УЗИ-датчиком по поверхности поджелудочной железы — сначала по ее головке, потом по телу. Шаповалов аккуратно ассистировал мне, приподнимая ткани зажимом, чтобы дать лучший обзор. Параллельно с этим Фырк, как неутомимый ищейка, снова и снова «нырял» вглубь органа, обследуя каждый миллиметр ткани.
Прошла минута. Другая. Пятая. В операционной стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь мерным писком кардиомонитора.
— Ничего, — наконец с досадой сообщил Фырк, вынырнув из очередного «погружения». — Чисто, как в твоей будущей операционной после генеральной уборки! Ну, в смысле, я не вижу никаких подозрительных, фонящих штук. Вообще.
Я нахмурился, продолжая вглядываться в серое, невыразительное изображение на мониторе УЗИ.
— Ну что, Разумовский? — Шаповалов начал терять терпение. Его голос был напряжен. — Где твоя хваленая интуиция? Где вторая опухоль? Я здесь, кроме здоровой ткани, ничего не вижу и не чувствую!
— Она должна быть здесь, — упрямо ответил я, продолжая поиск. — Мы же видели реакцию в прошлый раз. Этот коллапс не мог случиться на пустом месте.
— Фырк, ищи внимательнее! — мысленно приказал я. — Инсулинома стопроцентно есть! Вспомни тот обвал сахара!
— Да тихо ты, двуногий, не мешай! — огрызнулся фамильяр. — Я тут каждую клеточку уже трижды просканировал! Но говорю тебе — ничего не фонит! Все спокойно! Может, эта твоя штуковина просто… спит?
Спит?
Слово, брошенное им, щелкнуло у меня в голове, как тумблер.