Лекарство против застоя
Шрифт:
И вот над головами перепуганных лондонцев бесшумно (и это страшнее всего) на бреющей высоте скользят покрытые бугристыми плитками брони атмосферные флаеры огневой поддержки десанта, беспощадно подавляя все, что имеет отношение к британским вооруженным силам или хотя бы просто окрашено в защитные цвета. От пульсирующего воя ведущих огонь магнитоимпульсных пушек закладывает уши, рубиновые с дымком трассы очередей рассекают воздух, и там, куда пришлись попадания, все с грохотом обращается в дым и прах. У входа в Букингемский дворец пылают два танка «Центурион», под ударами сверхскоростных снарядов превратившиеся в дуршлаги. Ставили их там не столько для защиты, сколько для успокоения членов королевской семьи, хотя окна жилой части дворца обращены в противоположную сторону, к садам, а не на площадь с памятником королеве Виктории (его, кстати, тоже спилили очередью из магнитоимпульсной пушки, ибо эта старая стерва как раз и олицетворяет все плохое, что было в британской политике).
А из-за крыш домов в небо поднимается густой столб черного дыма с искрами и проблесками пламени – это «Шершни» расстреляли триалинитовыми НАРами казармы королевской конной гвардии, расположенные в непосредственной близости к резиденции премьер-министра. По счастью, конюшни этой части находятся в другом месте, так что невинные лошадки не должны пострадать никаким образом. Скорее всего, я их конфискую и оберну на пополнение своего конского поголовья, ведь развитие технологий всего лишь сужает, но не отменяет применение лошадей ни в народном хозяйстве, ни на войне. Советское руководство, стремившееся к стопроцентной механизации и моторизации, этого не поняло, а потому построило экономическую систему, далекую от оптимальной эффективности.
Тем временем в центре Лондона без всяких предупреждающих сигналов, распихивая машины и людей в стороны своими защитными полями, на проезжую часть откуда-то сверху (лондонцы не имеют привычки смотреть на вечно затянутое смогом небо) опустились массивные десантные челноки, шириной почти не уступающие проезжей части улицы. В их кормовой части широко распахиваются транспортные ворота, опускаются аппарели, и из необъятных утроб в четыре колонны выезжают советские бронеавтомобили БТР–152 – частично в обыкновенной комплектации с пулеметом СГМБ на штыревом креплении, частично вооруженные установкой ЗПУ–2 (зенитная спарка пулеметов КПВТ). В кузовах машин рядами сидят злые советские десантники, в большинстве своем вооруженные «калашниковыми» первых моделей, и только у водил, пулеметчиков и командиров легкие и компактные ППС–43.
Установки ЗПУ–2 на БТРах требовались десантникам не столько для противодействия британской авиации, которой в небе над Лондоном не могло быть по определению, сколько для подавления огневых точек на верхних этажах зданий и борьбы с легкой бронетехникой. Недаром же этот пулемет еще называется «противотанковым». Баррикада из мешков с песком в окне для него не препятствие, а лишь повод устроить небольшой песчаный самум, разбрызгав тех, кто вздумал прятаться за этим «укрытием», по стенам и потолку. Это устройство, конечно, не идет ни в какое сравнение ни с магнитоимпульсной пушкой «Шершня», ни даже со спаркой ЗУ–23–2, но на местном уровне это вполне убийственное изделие, компактное и скорострельное. Впрочем, Лондон к обороне не готовили, а потому данное устройство, за редчайшим исключением, так и осталось невостребованным.
Переход от Войны Миров к советскому вторжению оказался таким шокирующим, что многие лондонские джентльмены, и особенно леди, восприняли его на грани истерики. Если почтенную даму не держат ноги, то она начинает уползать из этого страшного места на карачках. Однако никакого секрета в такой удивительной пугливости представителей и представительниц британского имущего класса нет. Те места, где работяги из доков или заводов могли оказаться только случайно, я распорядился обработать слабым депрессионным излучением, чтобы привить местному бомонду безусловный рефлекс повиновения советскому солдату-победителю. И я этими солдатами горжусь, потому что ни у кого из уже спешившихся бойцов товарища Маргелова не поднялась нога, чтобы пнуть шнурованным сапогом в толстый или, наоборот, тощий британский зад. А вот коренной европеец обязательно бы пнул, и не один раз.
Впрочем, не везде высадка осуществлялась исключительно на технике. Возле Вестминстерского дворца бронетранспортеры с ЗПУ–2 играли роль средства огневой поддержки и устрашения, а основная часть десантников, ворвавшаяся в святая святых британского парламентаризма, сделала это на своих двоих. И в первых рядах доблестного советского воинства шагал худой штатский с простым крестьянским лицом. Это был посол Советского Союза в Великобритании, а также личный спецпосланник товарища Сталина Андрей Андреевич Громыко, буквально за пару дней до начала боевых действий отозванный в Москву «для консультаций». И вот теперь он вернулся, чтобы с парламентской трибуны зачитать британским власть имущим условия капитуляции их злокозненного государства. Последний раз нечто подобное случилось почти девятьсот лет назад, когда после победы при Гастингсе Вильгельм-Завоеватель низверг архаическое уже на тот момент англосаксонское королевство, в управлении которым не последнюю роль играли пережитки эпохи военной демократии [5] ,
5
Историческая справка: Гарольд Годвинсон, погибший в битве при Гастингсе, был избран на царство англосаксонским витенагемотом, т. е. «собранием мудрых людей», в котором должны были участвовать все служилые люди страны. В его состав входили епископы, аббаты, наиболее влиятельные священнослужители (капелланы королевского двора), эрлы и тэны королевства. Главным конституирующим элементом витенагемота была светская знать (тэны), непосредственно зависимая от короля, хотя в десятом веке в советах, обычно, доминировало духовенство. Заседания витенагемотов были достаточно представительными и могли включать более ста человек. Принцип, что каждый вступающий на престол король должен получить одобрение витенагемота, к одиннадцатому веку приобрёл характер установившегося обычая. Наиболее известно заседание совета, состоявшееся 5 января 1066 г., после смерти Эдуарда Исповедника, на котором новым королём был избран Гарольд Годвинсон. Это решение послужило толчком к нормандскому завоеванию Англии.
Примерно то же самое происходило в Букингемском дворце, только там советские десантники, устанавливая оцепление вокруг правительственного квартала, только имитировали подготовку к штурму со стороны парадного входа, в то время как челнок с бойцами гауптмана Вернера фон Баха опустился со стороны жилой части дворца прямо в саду. А дальше в ход против охраны пошли исключительно парализаторы, и лишь изредка, там, где не было риска задеть кого-либо из королевской семьи, применялось огнестрельное оружие и даже плазменные бластеры. Впрочем, поскольку «королевское» направление курировала Кобра, все обошлось без особых накладок. Всех членов королевской семьи (включая младшую сестру Елизаветы бунтарку Маргарет, к месту и не к месту демонстрирующую просоветскую ориентацию в пространстве) требовалось убрать из Лондона в безопасное во всех смыслах Тридесятое царство, с чем мои люди справились просто на «отлично». Все политические разговоры с ними я намеревался вести уже потом, в домашних условиях, без особой спешки и суеты.
Совсем другое дело было со стариной Уинстоном. В подвальное помещение под зданием на Даунинг-стрит (типа бомбоубежище) я ворвался вместе с капитаном Коломийцевым и его бойцами, при всех атрибутах Специального Исполнительного Агента. Но вот ведь незадача – никакого исторического слова у меня сказать не получилось, потому что сразу при моем появлении Британского Борова стали бить корчи. Даже без дополнительного расследования могу предположить, что демона себе в сожители будущий британский премьер заполучил, когда ждал расстрела в бурском плену. Впрочем, от этого факта мои планы не поменялись ни на йоту. Накинув на дергающуюся в конвульсиях тушу заклинание стасиса, я вызвал к себе Лилию и попросил ее вместе с отцом Александром избавить данного персонажа от незаконного квартиранта, чтобы при этом он остался жив, здоров и вменяем, с ясным рассудком и твердой памятью. А потом мы с ним поговорим, если у меня еще будет желание.
Что могло быть более незыблемым, чем уклад нашей королевской семьи? Это была данность, как то, что за ночью наступает день, и так из века в век, без перебоев и отклонений. С одной стороны, я хорошо понимала, как мне повезло родиться принцессой, а с другой, довольно рано стала осознавать, что это накладывает определенные ограничения. Мне с детства привили понятие ответственности за репутацию королевского дома Виндзоров. И чем взрослее я становилась, тем более приходила к мысли, что мое существование напоминает жизнь в стеклянной камере, где каждый мой шаг на виду, однако я не могу выйти наружу и раствориться среди остальных людей.
При этом никому особо не было до меня дела. Центром внимания была моя сестра. Все знали, что в роли будущей королевы она будет безупречна. И если, пытаясь поставить себя на ее место, поначалу я втайне ей завидовала, то потом поняла, что едва ли смогла бы нести на себе корону. Сестра была другой. Главным качеством, которое могло сделать ее идеальной королевой, была холодность. Она была просто сплошной глыбой льда. Нет, не в человеческом плане – она, конечно же, испытывала такие чувства, как любовь, привязанность, нежность. Холоден был ее рассудок. Ничего в ней не было «слишком». Пресловутое «королевское достоинство» составляло саму ее суть. Ей никогда не приходилось притворяться – во всех своих словах и действиях она была собой. Всем было ясно, что, когда она займет трон, монархия будет в надежных руках. И она, будучи на виду у всей Великобритании, чувствовала себя вполне комфортно.