Ленин. Эмиграция и Россия
Шрифт:
[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 24, с. 288.
[51] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55. с. 349.
[52] Там же.
[53] Там же, с. 352.
[54] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 285.
[55] См. Ю. Бернов, А. Манусевич. Ленин в Кракове, с. 197.
[56] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 353.
[57] “Красный архив”, 1934, т. 1 (62), с. 247.
[58] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 286.
[59] Там же, с. 291.
[60] Там же, с. 294.
[61] Там же, с. 296.
[62] Там же, с. 296 - 297.
[63] Там же, с. 302.
[64] Там же, с. 313.
[65] В.И.
[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 287.
[67] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 25, с. 178.
[68] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 322.
[69] См. “История СССР”, 1970, № 2, с. 90.
[70] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 297.
[71] Там же, с. 313.
[72] Там же.
[73] “Об Ильиче. Воспоминания питерцев”. Л.. 1970, с. 235-236.
[74] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы”, с. 172.
В воздухе все больше пахнет порохом.
Железные дороги загружены военными перевозками, опаздывают поезда. С большими перебоями приходят письма, газеты. Не за горами день, когда вовсе закроют границу с Россией.
“Наша связь с С.-Петербургом обычным путем (через Варшаву) стала сейчас невозможна,- обращается Ленин к шведскому социал-демократу В. Янсону.- Я прошу Вас поэтому дать нам несколько хороших конспиративных адресов или один хороший конспиративный адрес в Стокгольме. Адрес должен принадлежать надежному и очень аккуратному товарищу. Желательно было бы получить постоянный адрес. Мы можем объясняться на немецком, французском или английском языках.
Этот товарищ должен будет наклеивать шведские марки на получаемые от нас письма и отправлять их в Финляндию (или С.-Петербург). Также посылать получаемые из Финляндии (или России) письма (с конвертами) по нашему адресу... Если будут телеграммы, то сообщать их по телеграфу” [75].
Это письмо уходит из Поронина 25 июля. А несколько дней спустя начинается первая мировая война.
Связь Ленина с Россией полностью прерывается. Дальнейшее пребывание в Галиции уже бесполезно. Но теперь, после объявления войны, трудно получить разрешение на выезд за границу. К тому же Ульяновы оказываются без денег. Последний перевод из России (видимо, не без вмешательства коменданта поста жандармерии в Поронине) Владимиру Ильичу не выдают.
В Белом Дунайце, в квартире Ульяновых собираются живущие сейчас в Поронине большевики. Владимир Ильич обсуждает с ними создавшееся положение.
– Необходимо во что бы то ни стало,- заявляет он,- найти новые способы продолжения работы в условиях войны. Прежде всего следует возможно скорее установить связи с Россией через товарищей в Швейцарии и Швеции. Сегодня же напишем им. Нужно во что бы то ни стало добиться восстановления регулярных сношений с Петербургом.
И в Копенгаген большевику М. Кобецкому уходит письмо Владимира Ильича.
“Вы, вероятно, окажетесь теперь, в виде исключения и притом крайне редкого, жителем невоюющей страны,- пишет Ленин,- и потому, если только почта от Вас к нам будет функционировать, Вы должны непременно информировать нас и сообщать сведения из газет, кои для нас недоступны. Конечно, только важнейшие сведения (особенно о России).
Сообщите, будут ли у Вас (или есть ли уже теперь) хорошие сношения с Стокгольмом, можете ли пересылать письма, дать
По немногим газетам, приходящим сейчас в Поронин, следит Владимир Ильич за тем, как развиваются грозные события. С тревогой, с надеждой ждет он выступления в рейхстаге немецких социал-демократов. Позиция самой влиятельной партии II Интернационала может во многом определить сейчас поведение социалистов других стран. Ибо на эту партию равняются. С нее берут пример.
Утром 5 августа Багоцкий отправляется к поезду за краковскими газетами. С волнением перелистывает страницы. Вот оно - сообщение о заседании германского рейхстага; “Военный бюджет принят единогласно”.
Багоцкий торопится к Ленину.
– Не может быть,- восклицает тот.- Вы, вероятно, неправильно поняли польский текст телеграммы.
Владимир Ильич зовет Надежду Константиновну. Пусть она подтвердит точность перевода. Но все оказывается верно.
– Это конец II Интернационала,- говорит Ленин.- С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом.
Ленинский вывод о крахе II Интернационала подтверждается событиями ближайших дней. В Австро-Венгрии, где застает Ульяновых война, лидеры социал-демократии не голосуют, правда, за военные кредиты, но только потому, что... распущен парламент.
Одобрение же военных кредитов в германском рейхстаге центральный орган австрийских социал-демократов “Арбайтер цайтунг” восторженно приветствует. Волна шовинизма захлестывает и Францию. И там социалисты в парламенте голосуют за военные кредиты, за введение осадного положения, за установление строжайшей цензуры. Взяться за оружие для “защиты отечества”, прекратить антивоенные демонстрации призывают трудящихся лидеры Бельгийской рабочей партии. И чтобы еще более подчеркнуть единство якобы всех классов перед лицом германской агрессии, глава этой партии - председатель Международного социалистического Бюро II Интернационала Эмиль Вандервельде входит в состав королевского правительства. Открыто шовинистическую позицию занимают также вожди британских тред-юнионов. И лидеры социалистических партий нейтральных стран - Швейцарии, Швеции, Норвегии, Дании, Нидерландов, узнает из газет Ленин, вотировали так называемые мобилизационные кредиты, предназначенные будто бы для “охраны нейтралитета”.
Владимира Ильича убеждают:
– Война продлится не дольше трех -шести месяцев. Но он решительно возражает:
– Да подумайте только! Ведь это борьба величайших империалистических государств, борьба не на живот, а на смерть. Могут ли они признать себя побежденными, не исчерпав всех средств? Раньше каких-нибудь трех лет эта война, наверное, не кончится...
Обстановка в Поронине становится между тем все более напряженной. Объявлена мобилизация. Каждые несколько часов появляются грозные предписания военных властей. “Местное гуральское (горное) население,- расскажет Крупская,- совершенно было подавлено... С кем война, из-за чего война - никто ничего не понимал, никакого воодушевления не было, шли, как на убой. Наша хозяйка, владелица дачи, крестьянка, была совершенно убита горем - у нее взяли на войну мужа. Ксендз с амвона старался разжечь патриотические чувства. Поползли всякие слухи, и шестилетний соседский мальчонка из бедняцкой семьи, постоянно околачивавшийся у нас, таинственно сообщил мне, что русские - ксендз это говорил - сыплют яд в колодцы” [77].