Ленин. Эмиграция и Россия
Шрифт:
Прибыв в Берн, Ленин сразу же на квартире у Шкловского - секретаря местной группы большевиков - встречается с ее членами. Сюда приходит Каспаров, через которого ведется переписка с некоторыми российскими организациями партии. С ним М. Гоберман, появившийся в Швейцарии после сибирской ссылки.
Ленин забрасывает их вопросами:
– Что думает о войне Мартов?
– Верно ли, что Плеханов одобряет голосование социалистов за военные кредиты?
– Как относятся к войне швейцарские социалисты?
– Как относятся к войне местные меньшевистская и эсеровская группы?
Вечером - новая встреча. На сей раз в кафе. И снова
– Верно ли, что Плеханов произнес в Париже напутственную речь перед уходящими на фронт русскими эмигрантами? Где это сообщение напечатано?
“Эмигрантские столовая и кафе Берна,- узнаем от Гобермана,- превратились с первых же дней войны в место толков, слухов, предположений. Здесь происходили горячие споры о характере войны, о патриотизме. Эсеры и большинство меньшевиков занимали оборонческую позицию. Мы с ними вели борьбу... Но глубоко обосновать свою интернационалистскую позицию у нас силенок не всегда хватало... Как хотели мы тогда знать позицию Ленина!” [99]
На другой день после приезда Ленина бернские большевики решили собраться для откровенного разговора не в кафе, а в лесу. Приходят Крупская, Каспаров, Самойлов, Шкловский, Гоберман, Сафаров и другие. Располагаются кто на траве, кто на пнях, кто прислонившись к дереву. Держа в руках небольшие листочки и лишь изредка заглядывая в них, Владимир Ильич излагает свои взгляды на характер войны, на отношение к ней интернационалистов.
В бернском лесу Ленин оглашает тезисы “Задачи революционной социал-демократии в европейской войне”. Это - первый написанный им документ об отношении большевиков и международной социал-демократии к мировой войне. Ленин утверждает в нем:
“Европейская и всемирная война имеет ярко определенный характер буржуазной, империалистической, династической войны. Борьба за рынки и грабеж чужих стран, стремление пресечь революционное движение пролетариата и демократии внутри стран, стремление одурачить, разъединить и перебить пролетариев всех стран, натравив наемных рабочих в одной нации против наемных рабов другой на пользу буржуазии- таково единственное реальное содержание и значение войны” [100].
Ленин клеймит лидеров немецкой, бельгийской, французской социал-демократии. Их поведение ничем не может быть оправдано, а измена социализму большинства вождей II Интернационала означает его идейно-политический крах.
Владимир Ильич разоблачает шовинистов, статьями которых заполнена мировая печать. Он пишет: “...когда немецкие буржуа ссылаются на защиту родины, на борьбу с царизмом, на отстаивание свободы культурного и национального развития, они лгут, ибо прусское юнкерство с Вильгельмом во главе и крупная буржуазия Германии всегда пели политику защиты царской монархии и не преминут, при всяком исходе войны, направить усилия на ее поддержку; они лгут, ибо на деле австрийская буржуазия предприняла грабительский поход против Сербии, немецкая - угнетает датчан, поляков и французов в Эльзас-Лотарингии, ведя наступательную войну с Бельгией и Францией ради грабежа более богатых и более свободных стран, организуя наступление в момент, который ей казался наиболее удобным для использования последних ее усовершенствований в военной технике, и накануне проведения так называемой Польшей военной программы Россией” [101].
Ленин призывает в тезисах к всесторонней, распространяющейся и на армию пропаганде социалистической революции, говорит о необходимости
Тезисы Ленина становятся резолюцией бернского совещания. Под ними ставится подпись: “Группа социал-демократов, членов РСДРП”. Тезисы переписываются от руки в нескольких экземплярах, рассылаются другим заграничным секциям большевиков. В российскую столицу их нелегально доставляет находившийся в Швейцарии на лечении депутат Думы большевик Самойлов. С ними знакомятся члены большевистской фракции. Их обсуждают в районах, на крупнейших предприятиях столицы. Обсуждают в Москве, Иваново-Вознесенске, Нижнем Новгороде, Вологде, Красноярске, Киеве, Екатеринославе, Харькове, Баку, Тифлисе и других городах. И всюду они получают горячее одобрение. Рабочие принимают резолюции об отношении к войне, полностью совпадающие с тезисами.
А Владимир Ильич каждое утро покидает дом на маленькой, чистенькой улочке Дистельвег. Дом, в котором на втором этаже у гладильщицы Ульяновы сняли две небольшие комнатки. Он ходит на Кесслергассе, где расположена городская и университетская библиотеки, на Архивштрассе - в Национальную библиотеку. С самого начала войны Ленин не видел немецкие, французские, швейцарские, итальянские газеты и журналы. Они помогают ему уяснить состояние дел в европейских социал-демократических партиях. “Совершенно невыносимо читать немецкие и французские (“L'Humanite”!! (“Юманите” в годы первой мировой войны, находясь в руках крайне правого крыла французской социалистической партии, занимала социал-шовинистическую позицию.)) социалистические газеты!!
– пишет Владимир Ильич Арманд.- Крайний “шовинизм”! Я боюсь, что современный кризис заставил многих, слишком многих социалистов потерять голову (если можно так выразиться) и что в конечном итоге в этом необычайном “позоре” европейского социализма виноват оппортунизм” [103].
В тетради и на отдельных листках Ленин делает выписки. Самое важное подчеркивает красным и синим карандашами. Двумя-тремя словами комментирует прочитанное. Помечает книги на военную тему: их следует проштудировать тотчас же.
В эту пору, пишет Крупская, “кругом враждебное море”, вся русская буржуазия и эсеро-меньшевистская эмиграция “охвачена угаром шовинизма” [104]. Растерянность, констатирует Ленин, среди российских социалистов немалая. И усугубляется она “преследованиями царизма, поведением “европейцев”, переполохом войны” [105].
Позднее, работая над статьей “Что же дальше? (о задачах рабочих партий по отношению к оппортунизму и социал-шовинизму)”, Ленин охарактеризует обстановку, которую застал после приезда из Галиции: “Месяцы сентябрь и октябрь были тем периодом, когда в Париже и в Швейцарии, где было всего больше эмигрантов, всего больше связей с Россией и всего больше свободы, наиболее широко и полно шла в дискуссиях, на рефератах и в газетах новая размежевка по вопросам, поднятым войной. Можно с уверенностью сказать, что не осталось ни одного оттенка взглядов ни и едином течении (и фракции) социализма (и почти-социализма) в России, которые бы не нашли себе выражения и оценки” [106].