Ленин. Эмиграция и Россия
Шрифт:
Ленин стремится разобраться: кто с кем и кто куда идет?
Прежде всего, какова позиция Плеханова? Действительно ли он стал оборонцем? И когда Ленину сообщают, что в Лозанне меньшевики организуют плехановский реферат, он сразу же решает: надо обязательно туда съездить.
И вот Ленин в зале Народного дома. Плеханов на трибуне. Ленин аплодирует ему после первой части реферата. Демонстративно одобряет он непримиримость, с какой обрушился тот на немецкую социал-демократию.
– Да, с немцами он хорошо расправился,- отмечает Владимир Ильич,- а вот что он скажет о французах?
Плеханов говорит о них после перерыва. Увы, говорит
Он дает ему открытый бой.
– Плеханов вполне правильно критиковал германских социалистов за их поддержку кайзера и войны,- заявляет, выступив после него, Ленин.- Но защищать подобные же действия французских патриотов, оправдывать участие их в правительстве, принимать всерьез мошеннические выдумки о нападающей и обороняющейся стороне - недостойно революционного марксиста... Нет, честный социалист не последует совету Плеханова... Он в первую очередь будет обличать оппортунистов своей страны, бороться со своим правительством...
Ленин говорит об империалистическом характере первой мировой войны. Заявляет, что покончить с ней можно, лишь превратив ее в гражданскую войну пролетариата против буржуазии. И этого достаточно, чтобы слушатели поняли: в оценке характера войны и задач международной социал-демократии между большевиками и меньшевиками - непроходимая пропасть.
В этот вечер Владимир Ильич пишет в Женеву Карпинскому: “Сегодня я говорил здесь на реферате Плеханова против его шовинизма. Собираюсь читать здесь реферат во вторник. Хотел бы читать в Женеве (Европейская война и европейский социализм) в среду. Устройте, обсудив дело,-по возможности конспиративнее, т. е. чтобы не требовалось разрешения (конечно, желательно также, чтобы было maximum публики). Как это сделать, Вам виднее. Соединить maximum публики с minimum'ом полицейской огласки и полицейского вмешательства (или полицейской угрозы)” [107].
И наступает вторник. Здесь же в Лозанне, в Народном доме, выступает Ленин с рефератом “Пролетариат и война”. Присутствующий в зале корреспондент парижского “Голоса” отметит в своей газете, что “доклад Ленина состоялся при большом стечении публики” [108].
О чем же говорит в этот вечер Владимир Ильич? Из записей, сделанных корреспондентом, мы узнаем: о характере идущей сейчас войны, об отношении к ней социалистов.
Вновь, как и на реферате Плеханова, заявляет Владимир Ильич: “Настоящая война - империалистическая, и в этом ее основной характер” [109].
Он повторяет то же, что заявлял в этом зале три дня назад:
– Социалисты, не давшие себе отчета в том, что данная война есть империалистическая, не рассматривающие ее исторически, ничего в этой войне не поймут... [110]
Он анализирует позиции, занятые ныне социалистами разных стран. И призывает:
– Раз война началась, уйти от нее немыслимо. Надо идти и делать свое дело социалиста. На войне люди думают и задумываются, пожалуй, еще более, чем “дома”. Нужно идти туда и организовывать там пролетариат для конечной цели, так как утопия думать, что пролетариат пройдет к ней мирным путем [111].
Сутки спустя Ленин снова читает реферат. На сей раз уже в Женеве. А вскоре выступает в Монтрё. Затем в Цюрихе, в переполненном зале “Айнтрахт”.
Здесь, в Цюрихе, Владимира Ильича слушает Р. Харитонова - член местной секции большевиков. Она расскажет много лет спустя об этом ленинском реферате:
“Яркая
Когда В. И. Ленин окончил доклад, в зале поднялся невероятный шум. Противники рвались к трибуне. Были объявлены прения, которые продолжались до наступления комендантского часа и весь следующий вечер. Первым и ведущим оппонентом выступил Троцкий, который начал свою речь с защиты Каутского. Он нападал на Ленина, назвавшего Каутского предателем дела рабочего класса. Он резко выступил против лозунга “Поражение своего правительства”. Заодно с ним и другие меньшевики, выступавшие в прениях, пугали нас тем, что в случае поражения Россия придет к полному развалу, развитие промышленности остановится, пролетариат погибнет и некому будет совершить революцию против царизма. Они выдвигали лозунг: “Сначала победа, а потом революция”” [112].
Везде рефераты Ленина вызывают бурные дебаты. Везде самые яростные возражения раздаются со стороны меньшевиков, троцкистов, бундовцев, анархистов. Но чем громче и враждебней звучат речи противников, тем спокойнее становится Ленин. Именно в эти дни на одном из листков сто блокнота появляется запись о том, что должны прежде всего делать в военную пору революционные социалисты:
“Не вотировать кредиты
бороться с шовинистами своей страны
не ограничиваться легальностью
пропагандировать гражданскую воину” [113].
Газеты не могут обойти молчанием рефераты, привлекшие всеобщее внимание. И берлинская “Форвертс”, и венская “Арбайтер цайтунг” публикуют о них отчеты. Но извращают в своих сообщениях то, что говорилось на самом деле. И Ленин пишет в редакции этих газет возмущенные письма. Он заявляет, что опубликованные ими заметки создают впечатление, будто бы он ограничился в рефератах полемикой против царизма. “В действительности же я, будучи убежден, что долг социалистов каждой страны вести беспощадную борьбу с шовинизмом и патриотизмом собственной (а не только неприятельской) страны,- пишет Ленин,- резко нападал на царизм и в связи с этим говорил о свободе Украины. Но смысл моих рассуждений совершенно извращается, если ни одним словом не упомянуть о том, что я говорил о крахе II Интернационала, об оппортунизме и против позиции немецкой и австрийской социал-демократии. Девять десятых моего двухчасового реферата были посвящены этой критике” [114].
Ленин просит опубликовать “указанные дополнения” [115]. И редакция “Форвертса” вынуждена будет на это пойти. 22 ноября она опубликует краткую заметку, в которой сообщит: Ленин критиковал в реферате позицию немецкой и австрийской социал-демократии и заявил о крахе II Интернационала.
А еще до этого, в октябре, Ленин из Берна через представителя Центрального Комитета в Стокгольме передает в Петроград: “Надо вести сейчас принципиальную линию. У рабочих Питера лучшие чувства - вражда к изменникам немецкой социал-демократии. Всеми силами надо поддержать и закрепить это чувство и сознание в твердую решимость борьбы с международным оппортунизмом” [116].