Ленин
Шрифт:
Ульянов быстро подружился с Грушей.
Он бывал у нее как клиент, регулярно рассчитываясь, и тогда она фамильярно обращалась к нему на «ты» и обращалась с ним достаточно жестоко. Но чаще он приходил как знакомый и сосед. Тогда она угощала его чаем с бубликами, говорила серьезно, сосредоточенно и сконфуженно. Перед его визитом она убирала постель и выносила умывальник в прихожую. Обращаясь к нему, говорила с уважением «Владимир Ильич» и не позволяла себе никакой фамильярности и даже шуток.
Когда на фабрике Злоказовых
Она ничего не сказала и не выдала Владимира.
Ее осудили на два года тюрьмы.
Вскоре Ульянов забыл о ней. Она была для него малюсенькой, едва заметной вехой на пути, устремленном в неизвестность, в которой только он отчетливо видел свою, ничем не замутненную цель.
О девушке ему напомнил, вернувшись из тюрьмы, в которой навещал какого-то односельчанина, брат сторожа.
— Груша передавала вам привет и просила сказать, что ей все равно где сгнить — в больнице или в тюрьме…
Ульянов пожал плечами, как будто говоря:
— Ну и хорошо!
У него не было времени, чтобы забивать голову такими мелочами, осколками жизни.
В этот период он, обложенный словарями и самоучителями, изучал иностранные языки.
Ему ли думать о смешной проститутке, которая зажигала жертвенную лампадку перед святым образом, смотрящим на ложе разврата?
В нем не было и тени сентиментальности. Он не способен был сравнить эту падшую девушку с жертвенной лампадкой. Она была для него щепкой, отлетевшей во время рубки леса жизни.
Ему ли думать о судьбе каждой щепки, когда он думал о дебрях — густой, мрачной, нехоженой пуще?
Глава VII
Хорошее настроение и радостное ощущение свободы не покидало Владимира Ульянова. Ничего не могло убить или хотя бы на время испортить этого настроения. Полученная им весть о смерти сестры Ольги, о переживаемом матерью горе и болезни скользили по нему как сиюминутные, исчезающие без следа тени.
Он чувствовал себя как вождь на поле битвы.
Все было уже детально изучено, обдумано, приготовлено. Со временем враг, окруженный со всех четырех сторон, получит уничтожающий удар. Победа ощущалась настолько выразительно, что от самой мысли о битве какая-то роскошная дрожь пробегала по телу вождя.
Он с нетерпением ждал окончания пребывания в Самаре.
Долгожданный день наконец наступил. Ульянов немедленно уехал в Петербург; месяц назад он подал прошение в университет о допуске к дипломному экзамену.
Ни с кем в столице не поддерживая отношений, он сдал экзамен и записался в адвокатуру.
Читая бумагу, подтверждающую это, он загадочно улыбнулся, вспомнив голубые глаза
— Елена живет в Петербурге. Можно было бы пойти к ней и сказать, что один мелкий этап мною пройден и остальные тоже пройду, потому что так решил!
Однако, с презрением искривив губы, шепнул:
— Зачем?
Он вернулся в Самару, где поселилась Мария Александровна, и начал адвокатскую карьеру.
Первым порученным ему делом, была защита рабочего, которого обвиняли в краже.
Ульянов навестил своего клиента в тюрьме. Маленький человек со злыми, бегающими глазами, увидев адвоката, начал ручаться всеми святыми, что ничего не трогал и был обвинен в воровстве из-за ненависти, которую к нему испытывает купец.
«Когда-то на митинге, господин адвокат, я сказал, что он сдирает с нас шкуру и пьет кровь. Теперь он мне отомстил…» — утверждал рабочий.
Молодому защитнику этого было достаточно.
Выступая в суде, он пытался доказать, что при определенных обстоятельствах за кражу наказывать нельзя, что рабочий мог тайно забрать какую-то дорогостоящую часть машины и продать ее, если бы у него имелись преступные инстинкты с точки зрения принятых законов. Но он этого не сделал, доказывая соответствие общепринятой морали; только сейчас, из-за недружеского отношения со стороны торговца, ему предъявлено тяжелое обвинение.
Старый, серьезный прокурор, снисходительно улыбаясь, указывал на неопровержимые улики и доказательства, свидетельствующие против подсудимого.
Ульянов оспаривал это своими аргументами. Прокурор, в свою очередь, разбивал утверждения защитника. Мелкое и обычное дело растянулось до вечера. Наконец обвинитель и защитник исчерпали свои доводы и замолкли.
Уставший от ожидания окончания растянувшейся процедуры, председатель суда строгим голосом обратился к обвиняемому:
— Подсудимый! Вам предоставляется последнее слово!
Уставший, голодный и зевающий рабочий лениво встал и пробубнил:
— Не понимаю, зачем было столько болтовни! Украл ну и украл, что же в этом особенного? Не я первый, не я последний…
Владимир Ульянов проиграл дело. Взглянув на клиента, прокурора и суд, он прыснул беззаботным смехом.
В зале стало небывало весело.
Это анекдотическое выступление молодого адвоката стало решающим для его карьеры. Несколько следующих дел Ульянов тоже проиграл, поэтому забросил практику.
Он понял, что не имел способностей передвигаться в рамках строгих статей Уголовного кодекса, не умел использовать факты в четко ограниченной правовой плоскости. Ему скорее хотелось в зависимости от конкретного случая применять закон избирательно, неоднократно игнорируя его компетенцию в области определенных явлений более широкого значения. Он доказывал, что справедливость отличается для определенных классовых слоев.