Ленин
Шрифт:
Эти мысли шаг за шагом привели его к решительным выводам. Он был убежден, что не может рассчитывать на помощь заграничных товарищей, ожидая от них скорее сопротивления и удара в спину. Почти весело рассмеявшись и заметив входящего в комнату товарища, он воскликнул, пожимая ему руку:
— Товарищ, Петр Великий прорубил окно с запада и впустил в затхлую Россию порыв свежего воздуха, теперь мы откроем в Европу окно с востока, а из него вырвется уничтожающий ураган!
Рабочий посмотрел на Ульянова с недоумением. Тот
— Ничего! Я просто вслух ответил собственным мыслям!
Они сели и начали совещаться по поводу печати новых листовок, которые, в связи с ожидаемой забастовкой, должны были быть разбросаны по фабрикам.
Снова началась тайная агитационная работа.
Полиция вскоре узнала о возвращении опасного революционера, который умел выскальзывать из рук преследовавших его шпиков.
Ульянов был, как всегда, спокоен и делал свое дело с педантичной точностью. Его статья всегда к назначенному сроку была готова в печать, он вовремя приходил на партийные собрания, без опозданий печатал на гектографе листовки и раздавал их приходившим в условленное место распространителям.
Он работал как холодная, исправная, точная машина. Питался лишь бы чем, спал всего несколько часов, постоянно прячась в разных только ему хорошо известных и безопасных местах.
Однажды ночью, идя через Васильевский остров, он заметил человека, который не отступал от него ни на шаг.
Ульянов остановился, притворившись, что читает наклеенное на стене объявление правительства о наборе в армию, и спокойно ждал.
Идущий за ним незнакомец, поравнявшись, буркнул:
— Товарищ, квартал оцеплен полицией. Спасайтесь!
Владимир присмотрелся к незнакомцу. Он был ему незнаком.
— Может, какой-нибудь шпик? — подумал он и пошел дальше, бдительный и готовый в любой момент скрыться во дворе ближайшего дома, выходившем на три улицы.
Вскоре он убедился, что на всех углах стояли загадочные фигуры в штатском и полицейские патрули.
— Облава… — догадался он. — Ждут, пока не наступит ночь.
Владимир взглянул на часы. Было без нескольких минут семь. Он вошел в ближайшие ворота и скрылся в подъезде. Посидел, демонстративно читая архиконсервативного «Гражданина» аж до девяти часов. Выглянул через ворота. Шпики и полицейские оставались на своих местах.
Ульянов перешел на другую сторону улицы и нырнул в темную челюсть узкого переулка. Здесь он увидел желтое, ободранное здание с горящим фонарем, освещавшим черную, наполовину стертую надпись: «Ночной приют».
Он вошел в сени и протянул смотрителю пять копеек, попросив место.
Одноглазый человек, сидевший за столом, с подозрением осмотрел его. Светлый, беспокойно бегающий глаз ощупывал фигуру клиента.
Ничего подозрительного. Обычный рабочий в выцветшем пальто, стоптанных сапогах с голенищами и засаленной кепке.
— Безработный? — спросил
Ульянов молча кивнул головой.
— Паспорт! — потребовал смотритель и протянул покрытую большими веснушками руку.
Прочитав поданную ему бумагу, которая была выписана на имя крестьянина из Харьковской губернии, наборщика Василия Остапенко, занеся сведения в книгу, он спрятал деньги в коробочку и со звоном бросил на стол латунную бляху с номером.
— Второй этаж, третья комната, — буркнул смотритель и, достав из-под стола чайник, налил в давно немытый засаленный стакан чаю.
Ульянов нашел свое место в темной, закопченной комнате, в которой царила духота от облаков табачного дыма и тридцати воняющих потом, водкой и грязной одеждой фигур, лежавших на нарах в непринужденных и живописных позах. Некоторые клиенты приюта лежали совершенно нагие, с гниющими язвами на теле и с ранами на утомленных стопах. Они ловили на себе вшей, матерились, всем угрожали и отвратительно ругались.
Никто еще не спал. Шум голосов долетал также из соседних комнат, вытянувшихся вдоль узкого коридора.
Увидев нового клиента, какой-то бородатый, полунагой верзила крикнул:
— Граф соизволил явиться! Тихо, хамье, заткните рты перед неизвестным, благородным господином. Привет, господин граф!
— Привет вам, генерал! — ответил Ульянов, весело смеясь.
— Почему вы думаете, что я генерал? — спросил недоуменно верзила.
— Потому что все они скоро будут так выглядеть. Я думал, что с вас началось! — ответил он, снимая пальто.
Все рассмеялись.
— Так ты думаешь, что так будет? — задал вопрос старый нищий, окутанный лохмотьями.
— Скажи!.. — поддержали его остальные.
— Как же может быть иначе? — ответил он. — Думаете, нам на века хватит терпения, чтобы умирать с голоду и скитаться по этим грязным берлогам? Нет, братишки! Хватит! Только гляди, как мы загоним этих генералов, графов и прочих господ в эти дыры, а сами будем жить в их дворцах.
— Ну и лихой пассажир! — восхитились соседи. — Говорит как по книжке, и что ни слово, то — золото! Пора браться за работу и покончить с этими собаками! Слишком долго пьют они нашу кровь!
— Надо молчать и терпеть! — отозвался внезапно тихий голос с тонущих в темноте нар. — Терпеть и молчать, чтобы быть достойными замученного Христа-Спасителя…
Сказав это, какой-то немолодой, угрюмый мужик начал громко чесать грудь. Сел, стал рассматривать вычесанных насекомых и душить их на кривом, толстом, как копыто, ногте.
Ульянов презрительно рассмеялся и спросил:
— Вошь?
— Вошь! Это уже пятая; все нары заражены, — проворчал тот.
— Терпеть и молчать надо! — подражая ему, сказал Владимир. — Не можешь стерпеть укуса вши, милый брат, а рассуждаешь о терпении! Или нас обмануть хочешь, или самого себя, христианин!