Ленин
Шрифт:
— Ну да! Старые песни! — сказал он. — Кому нужна ваша «святая Россия», в которой люди гнили по тюрьмам?! Кому? Вам и только вам! А мы — трудящийся народ — ничего с нее не имели. Для вас она была матерью, а для нас — мачехой! Теперь мы споем вам то, о чем давно мечтали… Конец! Пришло наше время!..
В разговор вступили остальные, разгорелся спор.
— Можно было договориться без кровопролития! — кричал кто-то.
— Несомненно! Только рабочие этого не захотели. Без революции — ни шага!
— Выбрали тоже мне, предатели,
Рабочий встал и злым голосом ответил:
— Каркайте, каркайте, ничего вам уже не поможет! Зачем нам с вами договариваться? Мы сами можем все у вас отобрать и — отберем! Поздно жаловаться!
— Предатели! — крикнул купец и подошел к рабочему со сжатыми кулаками. — Родину защищать надо, а не бунты поднимать, сукины сыны!
Рабочий снова рассмеялся:
— Самое хорошее время для бунта, господин купец! Если бы не война — вы бы нас раздавили, а теперь это ждет вас! Да, господин буржуй, наступает ваш последний час!
Купец набросился на говорившего и ударил его в грудь. Слабый, худой человек упал от тяжелого удара. Один из стоявших поблизости мужчин принялся пинать лежавшего. Рабочий вскочил и выбежал на улицу с криком:
— Товарищи! Большевиков бьют!
Болдырев не стал дожидаться продолжения, быстро вышел и свернул в ближайший проход. Он видел, как несколько вооруженных рабочих уже бежали через улицу и окружили побитого.
Через мгновение из арки выволокли купца и статного молодого человека в чиновничьей фуражке. Их вели, подгоняя прикладами и кулаками, но вдруг вся группа остановилась.
Арестованных быстро поставили к стене.
Рабочие отбежали на середину улицы и дали залп.
На тротуаре остались два неподвижных тела.
Болдырев не смотрел на лежащие трупы, потому что чувствовал, что его охватывает ужас, а тело начинает судорожно трястись.
Он стал анализировать свое состояние.
Нет, это не был страх за собственную жизнь. Скорее он чувствовал тревогу перед неизвестным пока, но уже грядущим бедствием. Он не видел его, не слышал его голоса, но чувствовал бьющий в грудь и сжимавший холодными пальцами горло кошмар.
Издалека долетали звуки выстрелов.
Несколько прохожих промелькнуло перед аркой, в которой прятался Болдырев. Он пошел за ними и свернул в боковую улочку. Однако ему пришлось остановиться. Тротуар и проезжая часть оказались перегороженными.
Толпа подростков в гимназических фуражках возводила баррикаду. Из дворов сносились камни, куски угля, деревянные поленья, ящики, столы. Быстро выросло достаточно большое укрепление; над ним затрепетало красное знамя.
Мальчишки работали в спешке. Некоторые еще тянули тяжелые мешки и доски, в то время как другие уже заряжали винтовки и занимали на баррикаде позиции.
Кто-то пронзительно крикнул:
— Солдаты!
Все спрятались за укреплением.
Несколько мальчишек, размахивая платками, пошли навстречу солдатам.
— Зачем вы стреляли? — спросили солдаты.
— Мы воюем за товарища Ленина! — хором ответили пацаны.
— Так и мы идем ему на помощь к Зимнему дворцу, — ответил командующий отрядом подпоручик.
С соседней улицы выскочили несколько вооруженных людей и остановились на тротуаре.
— Пароль? — крикнули они.
— Пролетариат… — ответили солдаты.
В этот момент раздались выстрелы. Отряд в страхе, истекая кровью, рассыпался по мостовой, тела солдат и двоих гимназистов долго трепыхались, словно выброшенные на берег рыбы.
— Боже!.. — простонал Болдырев и уже бежал, весь бледный, дрожащий, ни на что не обращавший внимания. У него было только одно стремление — как можно быстрее скрыться в своей тихой квартире, чтобы ничего не видеть и не слышать. Он ворвался в подъезд дома и направился к лифту.
— Машина не работает, — сказал неприязненным голосом старый портье.
— Очень неприятная новость, — заметил инженер.
— Будет еще хуже… Лифт — это ерунда! Не так уж высоко, можете подняться пешком. Простой народ обходится без лифтов, значит и буржуи могут…
Болдырев с недоумением посмотрел на портье. Он знал его 15 лет, как всегда вежливого, тихого, услужливого человека. Теперь он смотрел на инженера угрюмым взглядом, а лицо его было искажено злобной улыбкой.
— Вы быстро изменились… гражданин… — буркнул Болдырев.
— Жаль только, что случилось это на старые годы! — отметил портье почти дерзко.
Инженер больше ничего не говорил. Он вошел на второй этаж и позвонил в дверь.
Двери открыла горничная и посмотрела на него загадочным взглядом.
— Госпожа дома? — спросил он.
— Дома, — ответила она. — Госпожа не захотела отпустить меня сегодня до обеда, а тем временем…
— Конечно, — перебил ее Болдырев. — Ведь сначала необходимо подать завтрак.
— У меня теперь есть дела поважнее! — вспыльчиво возразила она. — Вся прислуга должна быть на митинге… Можете, господа, сами себе завтрак приготовить и на стол накрыть… Не умрете!..
Болдырев все понял и подумал:
— Рабы чувствуют свободу и поднимают голову. От них мы настрадаемся больше всего…
Он сбросил плащ и вошел в кабинет.
Начал ходить по комнате и растирать замерзшие руки.
Он чувствовал невыносимую тревогу. Плохое предчувствие камнем лежало у него на сердце.
Этот день, его день, оказался отравлен еще до того, как он вернулся домой.
Обычно он чувствовал себя сильным и под влиянием пережитого пребывал в мечтательном настроении. Сегодня от этого настроения не осталось и следа.