Ленинград. Дневники военных лет. Книга 1
Шрифт:
У Инбер еще не решена политическая, историческая тема… Вещь идет по субъективным, бытово-лирическим путям. Но события потянут автора куда-то дальше, выше… Инбер ищет, сбивается, кое-чего побаивается. О сути войны она не говорит, тему России, славянства не затрагивает, а поэма о современном Ленинграде — это поэма о большой борьбе… После кратких прений я высказал свои соображения.
19 часов. Партийное бюро: план до 1 мая…
Ждем первомайских лозунгов, материалов и парада 1 мая…
После бюро сидели и говорили о войне.
Я рассказывал о Первой мировой войне, о кризисах лета 1918 года, о Версальском
Вечером — шквальный обстрел. Света не дали…
24 апреля 1942 года.
С утра в городе оживление… Майские продовольственные выдачи (вплоть до пол-литра водки).
В час дня поехал на Рузовскую, 12, в казармы, где находится пополнение для флота. Прохладно, солнечно. Воздушная тревога… Начался налет и артиллерийский обстрел. Близко рвались снаряды, стучали осколки… «Все в подвалы!» Я наблюдал из штабного помещения, как с воем упал подбитый фашистский самолет за Обводным каналом, — летчик спускался на парашюте. Парашют стал сморщиваться, видимо, его прострелили, и летчик быстро падал… Все это произошло в несколько секунд, потом — дым на месте упавшего самолета…
Обстрел и налет длились более часа. Близко от нас загорелся дом. После отбоя я сделал доклад — «Задачи балтийцев на 1942 год». Выступал прямо, минутами резко — против ряда отрицательных явлений в частях. Было человек четыреста моряков (кадровые и из запаса). Слушали очень внимательно, реагировали горячо. Все в армейском, разношерстные, еще нет собранности, есть отлынивающие от дела. Знакомая картина тыловых казарм… Но в массе все стремятся на фронт.
Еду обратно. На 11-й линии — груды стекла, воронки на мостовой, выбоины в стене. Почти все стекла в нашем здании вылетели. Разбомбили штаб и Политуправление КБФ. Стоят часовые. Краснофлотцы сгребают груды штукатурки и битого стекла… Некоторая нервозность… Есть жертвы. В трех-четырех этажах — разрушения. У нас в комнатах выбиты все окна и вырваны оконные рамы. Идет уборка. В суматохе украли продукты из сумки Пронина[38]. На полу валяется штукатурка и осколки стекол. Зашел Н. Браун. Я сказал ему: «Весна, выставляется первая рама…» Тянет прохладой. С. К. успела собрать и вынести документы и рукописи — держалась молодцом, хотя все ходуном ходило, здание было полно дыма; всех налет застал врасплох — сигнал «Под укрытие» вовремя не дали (?!). Со двора доносится стук: уже чинят, штопают, забивают чем попало окна.
Зашел к заместителю начальника Пубалта Карякину.
«В налете участвовало ПО немецких самолетов, сбито 18… Попадание без пикировки, то есть по данным фашистской разведки, по ориентирам. В здании штаба — четверо убитых и пятнадцать раненых. Видимо, был прицельный удар. Одна бомба рванула в четвертом этаже, ударив по карнизу, в комнате лекторов. Все перевернуто, все в кирпичной пыли».
Ждут, как и в прошлый раз, ночного налета. Наша авиация готовит ответный удар. Но где штаб немецкого флота? Туда надо направить ответный удар!
…Ночью «Киров» переменил место.
Сплю не раздеваясь, холодно! Отдаленные свистки, гудки. Товарищи разбрелись кто куда; мы с С. К. остались на месте.
Читал Вигеля. Любопытные записки.
25
К полудню — воздушная тревога… Все сходят в убежище.
Стрельба, резкий свист бомб. У дверей стоят часовые. В убежище — полно, готовят операционный стол, койки. Гаснет свет, потом опять дают ток. Приготовлены ломы, лопаты. Люди сидят в молчании, потом постепенно оживляются. Кто-то играет в домино. Кое-где флиртуют. Отбой!..
Делаем в комнате уборку. Все бумаги перевезу на Каляеву, хотя и там достаточно опасно. Окна закрыли досками, бумагой, одеялом. В щели дует ветер. Подмели пол, рассортировали книги, вчера все было смешано, разбросано. Привел в порядок письменный стол — хорошо, что дали ток и уже можно работать.
В шестом часу опять стрельба, вой моторов, тревога: «В бомбоубежище». Я остаюсь с С. К. в комнате. Хочется побыть одним. Идут воздушные бои над окраинами, слышны пулеметные очереди.
Заместитель начальника ПУ сказал нам днем:
— Квартиру придется менять.
Очевидно, штаб и Политуправление думают куда-нибудь перевести.
Все время летают и стреляют. Вчера в налете участвовало 172 «юнкерса» и 10 «мессершмиттов». Сбито 19 самолетов. Сегодня — 63 «юнкерса» и 20 «мессершмиттов». К концу дня сбито 10 немецких самолетов. Итоги неплохие…
Наблюдается, таким образом, выравнивание технических средств борьбы, об этом прямо пишет «Красная звезда» в передовых: «Весна в воздухе» и «О средствах противотанковой обороны».
«Правда» в передовой статье об интендантах пишет о том, что снабженцы справились образцово с зимним снабжением армии.
Советский народ встречает весну 1942 года с глубокой уверенностью в победе. Размолоты сотни немецких дивизий; уничтожен ряд бронетанковых групп, прокладывавших путь пехоте.
Значительно увеличился наш танковый парк. Созданы средства противотанковой обороны. Выросла и окрепла советская авиация. Инициатива в руках Красной Армии, и ставится вопрос об использовании весны для наших новых ударов и с фронта, и из партизанских районов.
Работал… Ночью написал рассказ «В море» для «Красной звезды» — о трудностях войны, о волевом типе старого бойца, о долге…
26 апреля 1942 года.
Пубалт готовится переехать в новое помещение. Здесь без стекол холодно, неуютно и трудно работать; может быть, меняют место и потому, что ожидают массированного удара двухсот самолетов (есть сведения) и не хотят подставлять под бомбы руководство КБФ. Корабли меняют места. Я мельком подумал: надо — «Балтийцы идут на Запад», а практика заставляет оттягиваться на Восток… Трудно флоту, но переживем, своего добьемся!
…Днем написал радиоречь о Ленинграде для передачи из Москвы (на 10–12 минут, общий обзор обороны). Преодолеваю усталость, и когда в тишине пишу, — мне хорошо. Когда же по мелким, бытовым делам товарищи лезут, дергают, не могу терпеть — это растрата нервов, времени.
…Из обывательских разговоров:
«Будет мир. Бог поможет. Гитлер оставит нашу землю, уйдет. Вести войну нет сил…»
Трогательная концепция религиозных дур. Впрочем, хоть установка ясна: с советской земли — немцев долой!