Ленинский тупик
Шрифт:
В импровизации Ермакова была и своя логика и своя правда. Она, наверное, показалась бы убедительной и Игорю Ивановичу, если б он заранее, что называется, своими руками, с тщанием исследователя, не установил, что правда Ермакова - не полная правда. А сие значит - общепринятая ложь.
Игорь Иванович кусал губы. Как передать Ермакову свое беспокойство, свою тревогу? Как вывести его из состояния благодушной дремы? Погасить эту довольную, умиротворяющую все и вся улыбку, которая становится, может быть, самым злейшим врагом управляющего?
Игорь Ианович перебил
– Мы собрались, Сергей Сергеевич, чтобы говорить не о железобетоне.
– И, помедлив, хлестнул изо всех сил, чтоб взвился управляющий: - О ваших железобетонных возрениях - на рабочий профсоюз!. Что б вы от слова “профсоюз” не зевали бы так постоянно сладко…
Встревоженная мысль Ермакова кинулась, как и ожидал Игорь, тропой проторенной. Инстинктивно кинулась, слепо, как зверек. Поднятый выстрелом с лежки.
– Ты что, замахиваешься на принцип единоначалия в промышленности?! Игорь Иванович терпеливо пояснил, что он вовсе не против единоначалия. Давно изведано, что у семи нянек дитя без глазу…
Ермаков скользнул взглядом по протестантам. Остановился на Матрийке.
Мордва - слабое звено..
– Матрийка, ты из Лимдяя, по “оргнабору””? Почему ты подалась к нам? В Мордовии жрать было нечего, так?. Траву ели. Дечата приезжали сюда босые. В рваных галошах вместо ботинок. Мы вас обули-одели. Накормили, сколько могли.. Можно сказать, осчастливили… В чем же твои претензии, милая?
– А почему мы подались к вам, слышали, Сергей Сергеевич?… Нет? Расскажу… У колхоза две-трети земли отобрали. И не только у нашего. На них строят лагеря… Раньше Мордовия славилась пшеницей, а теперь лагерями. Нашу землю вот уж сколько лет обносят колючей проволокой. Негде работать! За что взяться?. “Ловите тех, кто бежит из лагерей!- сказал военный -. За каждого беглеца - мешок муки”. Это работа?!
Ермакова будто холодом пронизало. Так промахнуться. И на ком?! На мордве!!
“Не экспериментируй, идиот!”. “Держись Некрасова. Он в лужу не посадит..” И он воскликнул с горячностью, которая давненько не наблюдалась в управляющем:
– Не в твоем, Игорь Иваныч, сострадательном - или как его? залоге суть дела! Двести процентов плана - вот мерило общественной активности Староверова… Дал триста процентов - нет активнее Шурки человека на стройке. Слава ему, лупоглазому!
– Правда, Акоп?!
– тоном полупросьбы-полуприказа спросил Ермаков.
Акопян ткнул окурок тычком, повертел, словно намеревался пробуравить пепельницу из плексигаласа.
– Погодь!
– вскричал Ермаков, хотя Акопян и рта не раскрыл.. Что сказано у Основоположника? Авторитет он для вас или не авторитет?! Будущее Шуркиной семьи начинается с их заботы о каждом пуде угля, хлеба.
– Так, Сергей Сергеевич, начинается действительно с этого.
– подтвердил Игорь Иванович - начинается! Отметим это. Но к чему вы сейчас вспомнили Основоположника? Чтобы пробудить в Александре Староверове сознание хозяина государства? Ничего подобного. Чтобы утвердиться в своем праве
Ермаков глотнул воздух широко открытым ртом, точно ему угодили кулаком в солнечное сплетение.
– Сговорились?! Акопян лет пять назад… Когда я, из-за границы вернувшись, про шведскую фирму рассказывал, обозвал меня фирмачем. Теперь он к тебе пришел со своими болячками?!. Пригрел я на груди - дружочка милого!
– гремел Ермаков, потрясая кулаками.
– Слушай, Акопян, если у тебя осталась хоть капля совести, для себя я живу?!
Акопян задел нервным движением худющей руки пепельницу. Придавленные им ранее, торчком, окурки выпали на зеленое сукно.
– Для народа, Михаил Сергеевич, - ответил он почти спокойно.
– Все для народа. Вся твоя жизнь…
– Так что же вы от меня хотите, в бога душу… Кхы! Прости, Матрийка!
– Чтоб ты был последователен, - прежним слабым, чуть дрогнувшим голосом продолжал Акопян, сгребая окурки в пепельницу.
– У тебя, я слышал краем уха, есть опыт по части составления лозунгов, призывов и дружеских приветствуй… Вынеси из своего кабинета знамя -то, что в чехле из клеенки, за несгораемым шкафом. И поставь другого цвета, ближе к коричневому… - Все для народа. Ничего-через народ…
Ермаков стоял, постукивая костяшками толстых, волосатых пальцев о спинку стула. Если б такое сказал Игорь Иванович, досаждавший ему в последние дни так, что xoть караул кричи. (Сам затолкал парню ежа в голову - так терпи.). Но Акопян?! Дружище!
Это обезаружило Ермакова, по крайней мере своей внезапностью.
Увы, она оказалась не единственной, внезапность. Вдруг проснулся толстяк Зуб-праведник, никогда на собраниях-заседаниях рта не раскрывавший.
– Сергей Сергеевич! Радио с утра до вечера долдонит и долдонит: “Общественная - пассивность- активность…” Это все для меня, казака из станицы Вешенской, глухорожденного к высокой материи, как чужая планета. Вроде луны. Наши уважаемые интеллигенты Игорь Иванович и Ашот Акопян вроде с нее, луны этой, и вещают свое.. Позвольте мне сползти с луны на землю, и сказать попросту - по рабочему, который хорошо знает, что такое воры у власти… Наши сегодняшние расхождения с вами, Сергей Сергеевич, имеют имя и фамилию. Чумаков Пров Лексеич.
Зачем вам ворюга Пров, которому вы даже орден “За трудовую доблесть” выхлопотали? А вот зачем! Скажете вы ему - Пров, нынче сними с неба “Полярную Звезду”. Кого-то обманет и тут же принесет. Потребуете “Большую медведицу”. Украдет! И вам вручит.
Чумаков же для меня, Зуба , - ворюга иногордний. Он и в моей конторе, случалось, крал, коли соседи давали больше.. К тому же Чума… да он просто Не Человек.. Его закон - с какой ноги встал. С левой -тихий работящий Шура Староверов - “набаловушка”, с правой - пропащая головушка…. Чисто наш станичный большевик! Грязного ловкача давно пора гнать в шею.