Ленька Пантелеев
Шрифт:
На углу улицы, на сохранившемся обломке древней монастырской стены он прочел пожелтевшее и побуревшее от кирпичной пыли извещение Добровольческого штаба:
"...имеются точные сведения о подходе к Ярославлю
сильных подкреплений из регулярных войск... В уездах все
больше и больше разрастается восстание крестьян, по
точным сведениям, в 3-х уездах свергнули и свергают
власть большевиков... По донесениям из волостей, в
настоящее время к Ярославлю массами подходят
крестьянские повстанцы"...
"Всё
Свернув еще раз за угол, он попал на широкую, застроенную высокими домами улицу, прошел мимо заколоченного газетного киоска и остановился перед витриной магазина. Голова у него кружилась, ноги не хотели идти. Облокотившись на поручень витрины, он тупо смотрел на большую, расколотую сверху донизу кремово-белую вазу, на которой красным и черным были изображены крохотные китайские домики с загнутыми по краям крышами, косоглазые китаянки с плоскими зонтами, сидящие по-восточному длиннокосые и длинноусые китайцы...
Что-то вдруг осенило мальчика.
Он быстро оглянулся и увидел на противоположной стороне улицы большой четырехэтажный дом или, вернее, то, что осталось от дома. Угловая часть его была разрушена снарядами, в двух или трех местах по фасаду зияли огромные бреши. Над всем вторым этажом тянулась когда-то черная железная вывеска, начала и конца которой сейчас не было, сохранилось только шесть золотых букв:
ИЦА ЕВР
Ленька стоял на мостовой перед гостиницей и, задрав голову, с ужасом разглядывал эти страшные руины. Что такое? Неужели это тот самый дом, где они живут? Или, может быть, все это случилось, пока он бегал по городу?!
Дверь в ресторан была открыта. В вестибюле никого не было, только пыльный седой медведь стоял в полумраке, протягивая зачем-то черный железный подносик с кусочками штукатурки на нем.
Хватаясь руками за бархатные перила, забыв об усталости, Ленька мчался по широкой лестнице, на стенах которой бородатый Сусанин по-прежнему завлекал поляков, а наполеоновские солдаты все еще убегали из России...
В коридоре он услышал взволнованный голос матери. Она говорила кому-то:
– В длинных черных брюках... Стриженный под машинку... В руках у него был графин...
– Мама!
– закричал Ленька. И сразу увидел мать, а рядом с нею - Нонну Иеронимовну и какого-то незнакомого старичка в белой панамке. Тиросидонская стояла, опираясь на зонт, и с гневом смотрела на приближающегося мальчика.
– Ха-рош!
– воскликнула она.
– Ага! Нашелся?
– обрадовался старичок.
– Безобразник, ты где был?
– накинулась на Леньку мать.
Он ждал этого. Он знал, что его будут бранить. Но сейчас ему все равно.
– Пожалуйста, прошу вас, - говорит он, опускаясь на постель, - дайте мне пить!..
– Нет, ты все-таки изволь отвечать мне, негодный мальчишка:
– Ну, где? Ну, ты же знаешь, - бормочет Ленька.
– Гыжика искал.
– Какого Рыжика? Где ты его мог искать? Он давно здесь, давно принес воду... Между прочим, ты знаешь, сколько времени ты его искал?
– Дайте же пить!
– умоляет Ленька.
– На, на, пей, разбойник, - говорит, появляясь откуда-то, Тиросидонская.
Ему подают большую эмалированную кружку, в которой колышется, ходит кругами черная, пахнущая свежестью вода. Зубы его стучат о железо. Горло сводит судорогой.
– Где же ты все-таки околачивался?
– спрашивает учительница.
– Представьте, оказывается этот противный мальчишка полтора часа искал Рыжика!
– Искал Рыжика?!
Ленька допил воду. Голова его клонится к подушке.
– Оставьте, не мучьте меня, - говорит он, закрывая глаза.
– Никого я не искал. Я ходил за водой.
– Куда??!
Ленька не видит, а скорее чувствует, как мать всплескивает руками.
– Боже мой! Нет, Нонна Иеронимовна, вы подумайте! Один! В город! На Волгу! За водой!! И с дифтеритом! У него же дифтерит!
– Ха-рош!
– повторяет учительница, но на этот раз не так свирепо, пожалуй, даже с некоторым одобрением.
– Ну и как? Достал?
– Нонна Иеронимовна!
– хнычет Ленька.
– Оставьте меня, пожалуйста. Я спать хочу.
Голова его глубже вдавливается в подушку. Ему кажется, что на минуту он засыпает. Замелькали перед глазами дома с мертвыми окнами, падающий фонарный столб, бородатый офицер в пенсне, фаэтон с поднятыми к небу оглоблями...
Но вот он чувствует, как на лоб ему легла знакомая теплая ладошка.
– Нонна Иеронимовна, милая, взгляните, пожалуйста, - слышит он встревоженный голос матери.
– Что такое?
– Вам не кажется, что у него жар?
Другая, шершавая, не по-женски грубая рука трогает Ленькину голову.
– А ну вас!.. Полно вам, тетенька! Какой там жар! Устал безобразник, набегался, вот его и размочалило. Оставьте его, пусть поспит часок-другой.
– Постойте, а где же кувшин? Ведь он уходил с кувшином.
"Ни за что не скажу, - думает Ленька, стискивая зубы.
– Она с ума сойдет, если узнает".
– Газбился, - говорит он, уткнувшись носом в подушку.
– Та-ак, - смеется Нонна Иеронимовна.
– Хорош водонос, нечего сказать!..
– А это что такое? Что это еще за банка? Нонна Иеронимовна, посмотрите.
– Оставьте, - говорит Ленька и, нащупав рукой бидончик, прижимает его к себе.
– Не трогайте, пожалуйста. Это богдосская жидкость.
– Батюшки! А это что такое? Александра Сергеевна, взгляните! Что это там течет?