Ленон и Гаузен: Два клевых чужака
Шрифт:
— Ну да, как же я сам не подумал, — притворно укоряя себя за забывчивость, произнес Гаузен. — Дракон — тварь брезгливая, сначала пожарит, а потом поест. Прямо как человек!
В этот момент аппетит у юноши пропал окончательно.
— А может, нежить какая местная… или призраки? — предпринял еще одну попытку Гаузен.
— Это как же мне призрак вдруг ноги-то отгрыз?! — не выдержал калека. — У него зубов нет, да и едят они всего ничего, только пугают до смерти! Какие-то ты странные вопросы задаешь, милостивый государь! Издеваешься, что ли, над моим увечьем?
— Что ты, что
Нищий, судя по его лицу, не поверил Гаузену, но постеснялся потребовать наглядных доказательств. А, может, и принял его слова за чистую монету, но не считал, что подобное несчастье сравнимо с его увечьем. Так или иначе, он заметно успокоился, и Гаузен продолжил:
— Вот я и гулять стараюсь побольше… Лошадью-то не могу, разве что в телеге. И хотелось бы узнать, нет ли тут какого-нибудь поля, желательно поровнее да пораздольнее. А то за деревьями да за холмами по два чудища могут прятаться. Терпеть их не могу!
Нищий хитро прищурился, и Гаузен догадался, что одной лишь вежливостью тут обойтись вряд ли удастся.
— И рад бы рассказать, да у меня тут дело срочное… Монетку где-то здесь обронил на полу. Случайно не попадалась? — как бы между делом поинтересовался нищий.
Гаузен со вздохом сунул руку в карман и вытащил оттуда зазубренный медяк.
— Не эта? — устало предположил он.
— Вообще-то у меня была серебряная, — начал нищий, но наткнувшись на сердитый взгляд юноши, поспешно поправился.
— Но я ее недавно разменял, и сдача куда-то закатилась между досок. Как я вам благодарен, что вы ее нашли, милостивый вы мой благодетель!
Услыхав подобное обращение, Гаузен начал сомневаться, не переплатил ли он?
— Ну, так что это за место? — поторопил калеку Гаузен.
— Можно мне вашу тарелку, — осторожно попросил нищий, но, видя возмущение Гаузена, пояснил:
— Я только покажу… как на карте.
Гаузен с недоверием протянул ему свой обед.
— Есть одно место, — бубня под нос, нищий провел по ободку миски. — Ну очень плоское. Слева горы, — тут калека, к недовольству Гаузена, приподнял пальцами кусочек мяса. — Справа — лес, — при этих словах нищий вытащил из похлебки морковку и поставил ее носом вверх, будто бы изображая елку. — Там еще развалины, но ничего страшного, они мало кого привлекают. Так что не то, что погулять — заночевать можно. Заброшены, правда, немного…
— Слушай, а руины случайно не прокляты? — всполошился Гаузен.
Оборванец, по-видимому, не понимающий, чего ожидает услышать юноша, начал отвечать весьма неопределенно:
— Ну почему же сразу прокляты? Проклинают у нас обычно… погоду! Вот как встать с утра-то…
— С
— Да нет, — не обратил в этот раз особого внимания на эти слова нищий. — С утра-то встанешь… Ни снег, ни жара… Не пойми что за погода. Неурожаи годами бывают! И чем только людям не приходится заниматься, чтобы прокормиться!
— Ты мне ответь, прокляты руины или нет? — перебил Гаузен, которого мало волновали местные новости.
— А кто их знает? Может и прокляты, — не ответил на вопрос нищий. — Но кому охота проверять? Не помню, чтобы кто-то там пропадал… Да и чтобы кто-то туда ходил лишний раз тоже не припоминаю, — бормотал себе под нос нищий, который уже не скрывая своих намерений торопливо ел из миски, по-видимому, боясь, что Гаузен предъявит законные права на свою похлебку. Гаузен, хоть и не без сожаления наблюдал за постепенным исчезновением заслуженного обеда, все-таки получил нужную ему информацию. Юноша хотел было даже пожелать голодному калеке не запачкаться, но его одежда была настолько грязная, что Гаузен счел это замечание неуместным.
— А как туда дойти? — попытался выяснить юноша, вспомнив о самом важном.
— Я бы вам показал, — сокрушенно произнес нищий, уже доевший чужой обед. — Но мне кажется, я обронил еще одну монетку…
— Да у тебя их там что? Миллион?! — раздраженно перебил Гаузен.
— Если не знаете, то я на улице поищу… Может, по дороге сюда обронил, — разобиделся нищий, понимая, что Гаузен без него не обойдется. Юноша с плохо скрываемой ненавистью посмотрев на нищего, прикинул, сколько у него осталось монет, и еле слышно проскрежетал: — Да чтоб у тебя ноги отросли… из другого места.
После чего все же взял себя в руки:
— Она у меня, кажется, под правым сапогом, — заверил Гаузен. — Серебряная, — и утверждающе кивнул головой вниз. — Я бы с нее сошел, да вот не знаю куда идти, — тут юноша многозначительно посмотрел на нищего.
Нищий, обрадованный перспективой скорого обогащения, нагнулся к уху путника и быстро, будто бы доверяя важную тайну, зашептал:
— Да очень просто до того поля добраться. Вы, главное, идите по узкой тропинке от этой таверны… будет развилка… сверните на левую… которая уже поросла… — давал подробные указания нищий, а юноша старательно их запоминал.
Гаузен дослушал до конца и, удовлетворившись ответом, отодвинул сапог.
— Матушка моя гусыня! — с напускным разочарованием воскликнул Гаузен. — А это не монетка оказывается, а плевок, — и, плохо скрывая удовольствие от розыгрыша, попытался успокоить нищего. — Но ты ее поищи, поищи. Она не должна укатиться далеко. Наверное, где-нибудь между щелями в досках валяется.
Тут Гаузен встал из-за стола и решил отправиться наверх, где уже снял комнату, чтобы отдохнуть перед завтрашним походом, но, не сделав и пары шагов, споткнулся о чью-то не к месту выставленную ногу. Едва не растянувшись на полу, он успел остановить падение, уперев руки в ближайший столик. Перед глазами промелькнул удирающий голодранец, у которого волшебным образом выросли ноги, вероятно, здоровые до кончиков ногтей.