Лента Мебиуса
Шрифт:
А как забыть Нокса, друга, который еще в годы учебы в Космоакадемии увлек его нетривиальными рассуждениями о строении Вселенной. Их бесконечные беседы не были повторением истин, излагаемых в учебниках или псевдонаучных популяризаторских брошюрах. Нет, Нокс, пожалуй, как никто другой из их выпуска, мог мыслить самостоятельно. Свежо, нешаблонно, порою - парадоксально. Случалось - и не единожды - очередной идеей загонял в тупик преподавателей.
В те годы они и сдружились. Нокс привлек Динола неординарностью своей натуры, эрудицией, "непричесанностью" мыслей, а тот видел в новом товарище человека, не только увлеченного
– Пространство искривлено - для меня это факт, не требующий доказательств, - и в тот вечер Нокс привычно "теоретизировал".
– Но как? Так вот, все встает на свои места, если допустить, что Вселенная подобна ленте Мебиуса. И совершенно напрасно в минувшем тысячелетии отмахнулись от этого предположения, робко высказываемого время от времени кем-нибудь из физиков. А чего проще: кривизна Пространства - кривизна ленты, названноё в честь выдающегося немецкого математика. Что ты на это скажешь? Или все мои разглагольствования пропустил мимо ушей?
– Нет, слушал внимательно. Но ведь если допустить, что дело обстоит именно так, то получается…
– Да, получается, что рано или поздно все в этом мире возвращается в исходную точку, на круги своя.
– Только путь, - закончил Динол мысль товарища, - всякий раз удлиняется вдвое, если сравнить с привычным, евклидовым, пространством.
– Верно! Чтобы войти в воображаемый город с противоположной стороны, двигаясь все время строго по прямой, необходимо обогнуть планету. А звездолету, стартовавшему, к примеру, с воображаемого космического Северного полюса, и летящему тоже по прямой, дабы приземлиться на Южном, необходимо обогнуть кривую Пространства дважды.
– И какой вывод из данной идеи следует?
– Смотри сюда, - Нокс придвинул к себе лист бумаги, взял самописец.
– Это, для наглядности, лента дедушки Августа Фердинанда, - быстрым движением начертал поверхность с загадочными свойствами.
– Начнем с более понятных, земных, аналогий. И представим себе трубу, допустим, тысячекилометровой длины. Представил? Я и не сомневался в твоих умозрительных способностях. Теперь ответь: сможешь ли ты увидеть прямо перед собой зев ее противоположного конца? Правильно, нет! А вот в Космосе при условии мебиусовского искривления пространства такой парадокс возможен. И даже обязателен. Там подобное - норма. Представляешь, наблюдатель теоретически может видеть одновременно противоположные отверстия "трубы" колоссальнейших размеров. Причем оба - в фас.
И в то же время - еще один трудно вообразимый парадокс!
– "труба" будет оставаться прямой!
Динол, помнится, не выдержав напора мысли, замахал руками, чтобы на мгновенье остановить словоизлияние друга:
– Но…
– Никаких "но", мой драгоценный!
– Почему?
– Потом. Главное - суть. Итак, я продолжаю. Причем речь сейчас пойдет о предмете, на первый взгляд, не имеющем ни малейшего отношения к теме нашего разговора, - о черных дырах.
Куда, по-твоему, девается невообразимое количество материи всех видов, поглощаемых этими вампирами Вселенной? Просто исчезает в гравитационном колодце без дна и крышки? Но, прости, а как же тогда быть с законом сохранения материи: ничто не исчезает бесследно и не возникает из ничего? Его ведь пока никто не отменял.
Замкнутый круг? Неразрешимая
Частицы, поглощаемые черными дырами, на самом деле никуда не исчезают. Да-да! Они появляются вновь. Вопрос - где? Я, кажется, это знаю.
– Ну, так не томи! Я весь - внимание.
– А ну-ка, пошевели немного извилинами сам, сделай им разминку.
Продолжению разговора неожиданно помешали. Обоих срочно вызвали к начальнику Космоакадемии. По пустячному, в общем-то, поводу. Однако к обсуждаемой теме они больше не вернулись. Динолу за ежедневной суетой, экзаменами, стажировкой было не этого. А Нокс, он подобных идей выдавал по несколько в день и вряд ли, хотя бы мысленно, вернулся к тому разговору. Во всяком случае, Динолу так до недавних пор казалось.
Однако теперь он убежден в обратном. Нет, его товарищ никогда ничего не забывал. Он лелеял свои мысли, как младенцев. Идеи жили в нем, а он жил ими.
Что касается последней гравитограммы со "Стрима", то в ней отнюдь не случайно прозвучало слово квазары.
Ход рассуждений Нокса Динолу сейчас, кажется, ясен. Черная дыра - не что иное, как вход в гигантскую "трубу" Пространства и Времени, а квазары - выход. При таком раскладе незыблемым оставался закон сохранения материи и получала логическое объяснение та безумная масса энергии, которую излучали последние.
Увы, это объяснение пока нисколько не приближало их к разгадке тайны: что же произошло со "Стримом"?
Пробуждение было не из приятных. Во-первых, голова у Чины раскалывалась, а, во-вторых, с постели ее, как и Динола, поднял очередной сигнал тревоги - неизвестно какой по счету.
– Пора что-то предпринимать, - голос Чины звучал твердо.
– Так больше продолжаться не может. Или мы, наконец, выясним, что играет с нами в кошки-мышки, или придется тормозить.
– Когда цель так близка?
– Да!
– Но ведь снова разогнать "Иорею" уже не удастся: горючего у нас только на обратный путь плюс аварийный запас.
– Это дела не меняет!
– А что если…
– Никаких "если"! Нарушать устав, независимо от складывающихся условий, запрещено. И он - ты прекрасно осведомлен в этом - не обсуждается.
– Я только хотел предложить еще немного подождать, вдруг ситуация прояснится.
– Но ведь и я пока что веду речь лишь о выяснении причин, отчего постоянно срабатывает система защиты. Есть еще один, не менее любопытный вопрос, на который бы я хотела получить ответ.
– Какой?
– Отчего всякий раз тревога оказывается ложной?
– Сам ломаю голову над этим!
– Проверь еще раз самым внимательным образом бортовые самописцы. Обязательно обрати внимание на точное время каждой из тревог.
– Что ты имеешь в виду, Чина?
– А ты ничего необычного не замечаешь?
– Постой, постой! Кажется, я понял. Сигналы тревоги повторяются через строго определенные промежутки времени.
– Именно!
– Это уже кое-что.
– Какую-нибудь сотню лет назад происходящее тут же объяснили бы искусственным происхождением сигналов. Но мы живем в XXІІ веке и уже давно не верим в россказни барона Мюнхгаузена.