Леопард
Шрифт:
Смех мальчишки звучал высоко и радостно.
— Небу! Генерал Небу, ты — генеральская лошадь! Держи голову высоко, как подобает генеральской лошади!
Высоко, как подобает генеральской лошади. Счастье пело в Небу, несмотря на то что нога мальчишки, вонзавшаяся в бок, как шпора, производила дикие опустошения в ядовитом саду, разросшемся в ране. И он продолжал идти, суровый, прямой, держа перед собой копье. Вот так он шагал бы, возвращаясь в лагерь Коко: голова высоко поднята, копье высоко поднято, — нет, не копье, а могущественная винтовка.
— Шествие! — закричал мальчишка высоко над головой.
«Это воины собираются
— Шествие! — Пятки вонзились в его больное, ослабевшее тело. — Шествие! Леопард вышел и присоединился к нам!
«А где же царственные львы? — спрашивал себя африканец. — Где быстроногие газели? Где слоны? Нам надо увидеть львов, возвращающихся домой с охоты, сытых и забрызганных кровью. И старого бегемота, хрюкающего и боящегося собственной тени. Скажи мне, когда огромные питоны начнут выползать из зарослей, из-под благовонных бальзаминов. Рассказывай мне обо всем, что ты видишь в моей стране, малыш. Я буду идти не глядя».
Леопард величественно выпрыгнул из бальзамина примерно в сотне футов позади них и уставился желто-зелеными немигающими глазами на двух людей, двигавшихся спиной к нему. За толстой костью его лба появилось слабое удивление: что за странная прихоть у этих двух несомненных жертв, которые идут впереди него и ничего не боятся? Мягко ступая, он стал пробираться вперед, немного смущенный тем, что от одного из них сильно разит гниением.
— Ты несешь меня так же, как носил отец, — тихо сказал мальчишка мокрым вьющимся волосам, две пригоршни которых он захватил руками. — Ты очень добрый для негра.
«Шествие! — закричал Небу, обращаясь к боли в боку. — На празднество!»
Леопард был цепным псом у входа в пещеру. Небу и мальчишке, расположившимся в ней на ночлег, ничто теперь не могло угрожать. Леопард любил их и смотрел, чтобы никакая опасность не могла проникнуть в пещеру. По временам его треугольная морда наклонялась к земле, принюхивалась к запахам, оставленным телом Небу, когда он с трудом преодолевал порог. Дождь лил как из ведра на вымокшую шкуру, студеные капельки поблескивали на ворсистом ощечье. Напрягая задние лапы одну за другой, он стряхнул со спины воду и, вытянув толстую шею, стал вылизывать воду с брюха. Небу, сидевший спиной к изгибавшейся сводом стене, размышлял о том, как странно, что кошка вынуждена торчать под дождем.
Он падал три, может быть, четыре раза, но мальчишка был очень добр. Он стоял рядом и терпеливо ждал, когда Небу опять поднимется на колени и подставит ему свои плечи. Он был хорошим наездником и прибегал к шпорам лишь тогда, когда Небу спотыкался. Многие ли из бван были бы столь деликатны? Мальчишка давно выкинул свои костыли.
Добравшись до конца пещеры, Небу уселся, вытянув перед собой распухшие ноги, огромные, как колоды. Эти ноги принадлежали другой стране. Они были прекрасны, чуть тронутые зеленью стволы деревьев, совершенно круглые. Можно было диву даваться, куда делись лодыжки и что стало с мускулами, которые некогда столь успешно вершили свои быстрые труды. Он согнулся в талии и поднял обеими руками ногу и спросил ее, откуда она взялась, такая незнакомая.
— Молодой бвана может взять эти ноги взаймы для своего путешествия к дороге белых, — сказал он.
Мальчишка сидел,
Снаружи спокойный, как лед, внутри он кипел негодованием на то, что черный забрался в пещеру. Он делал все для того, чтобы черный продолжал идти к дороге, но невежда кикуйю высмотрел пещеру и попер к ней, неумолимый, как гора. Он бил его пяткой в бок, стараясь ударить побольнее, но после первого же падения негр, по-видимому, утратил способность реагировать на боль. Он смотрел с отвращением на его тело, которое стало похоже на бочку. От распухшего ниггера разило гниением. Он оглянулся на пятнистую кошку и снова оцепенел от ужаса. Надо было что-то предпринимать, но он никак не мог придумать, что именно. Ужас охватил его, и в этом было нечто смешное: он мог думать, но не мог шелохнуться. Он ясно представил себя изваянием, высеченным навеки из серого камня.
Оружие лежало рядом с Небу: копье, панга, винтовка. Небу дышал ровно, он чувствовал себя совершенно здоровым. В некотором удалении от входа пещера раздавалась в ширину, образуя довольно просторную комнату. Посреди комнаты лежали два камня в рост человека, которые, очевидно, обрушились с потолка. Он подумал, что этими камнями можно было бы надежно забаррикадировать вход, но он лежал слишком удобно для того, чтобы сдвинуться с места. Кроме того, леопард пришел к нему в гости, и не в обычаях его племени выгонять пришельца. Он тихо сказал:
— Брат Леопард, иди сюда, пообсохни.
Но он проговорил это слишком рано. Обычай требовал выдержать большую паузу, прежде чем начать говорить. Брат Леопард был лучшим африканцем, чем он. Небу нагнул голову и недобрым взглядом смерил леопарда. Неплохая кошка, поджарая, тихая. Можно ручаться, что шкура ее без единого изъяна. Из хвоста выйдет прекрасное опахало, им можно обмахиваться на больших советах племени. Таким опахалом не погнушался бы даже вождь. Великолепный зверь, достойный своей шкуры. Когда бы ты возвращался с охоты, неся такую добычу, женщины медленно ударяли бы в ладоши в знак восхищения. Младшие вожди окружили бы тебя и одобрительно кивали бы головами. И может быть, даже сам вождь вышел бы из своей хижины, не глядя ни вправо, ни влево, но устремив длинный и острый взгляд на убитого зверя, и он коснулся бы твоего плеча опахалом из перьев страуса. Но теперь все это отошло в область преданий.
Деревень больше не было, вожди работали на фабриках в Найроби, а женщины проституировали на Гавернмент-роуд. Остались только леопард, охраняющий вход в пещеру, мальчишка, прячущий свое лживое лицо под мышку, и яд, разъедающий твое слабое тело. Он сплюнул в пыль.
«Пой, кровь, — вызывающе запел Небу. — Пой о силе, сидящей в спине, плечах и руках. Песней пригласи брата Леопарда в пещеру, пусть он добудет пищу в бою, как это делают благородные звери».
Мальчишка вздрогнул и поднял глаза над рукой.
— Ты сказал, что доведешь меня до дороги. Ты обманул молодого бвану, — обвинил он Небу.
— Дорога белых бесконечна, как пески Килиндини. — Небу хотелось говорить. — Она недвижна, как море у Килиндини. Ты дойдешь до дороги белых. Где-нибудь, когда-нибудь ты выйдешь на нее.
— Да, когда меня не будет в живых. — Голос мальчишки звучал безжизненно.
— Нет, — сказал африканец, его лицо лоснилось в полумраке пещеры, — нет, молодой бвана никогда не умрет. Он будет жить вечно, как дорога белых.