Леопард
Шрифт:
Послышались разочарованные вздохи.
— То, что я хотел предложить, еще проще, — сказал Харри. — Иска Пеллер спросила, почему бы нам, раз уж нам платят за то, чтобы мы поймали монстра, самим не стать приманкой?
Он окинул стол взглядом. Привлечь внимание ему определенно удалось. Вот убедить их будет посложнее.
— У нас есть преимущество перед убийцей. У него, по-видимому, есть страница из гостевой книги в Ховассхютте, так что имя Иски Пеллер ему известно. Но он не знает, как она выглядит. Хотя мы и полагаем, что убийца в ту ночь был в Ховассхютте,
Он снова оглядел присутствующих. Их лица не выражали ничего, кроме скепсиса.
— И как ты рассчитываешь пригласить на это представление публику? — спросил Эрдал, закрывая свой швейцарский нож.
— Используя то, в чем у КРИПОС нет равных, — сказал Харри.
Наступило молчание.
— О чем это ты? — спросила наконец Пеликанша.
— О пресс-конференции, — ответил Харри.
В зале повисла тяжелая тишина. Пока ее не разорвал смех. Смеялся Микаэль Бельман. Они с удивлением посмотрели на шефа. И поняли, что план Харри Холе был утвержден заранее.
— Итак… — начал Харри.
После совещания Харри отозвал Бьёрна Холма в сторонку.
— Нос еще болит? — спросил он.
— Это ты так просишь прощения?
— Нет.
— Ну… В общем, повезло тебе, Харри, что ты не сломал мне нос.
— Как знать, может, так тебе было бы лучше.
— Так ты будешь просить прощения?
— Прости, Бьёрн.
— Ладно. Значит, тебе нужна моя помощь.
— Да.
— И чего ты хочешь?
— Скажи, а вы ездили в Драммен и проверяли одежду Аделе на ДНК? Ведь она и раньше встречалась с тем парнем, с которым была в Ховассхютте.
— Мы просмотрели весь ее гардероб, но беда в том, что одежду стирали, потом снова носили, да и Аделе с тех пор общалась с другими мужчинами.
— М-м-м… Насколько я понял, лыжница она была никакая. Вы проверяли, скажем, ее лыжный костюм?
— У нее его вообще не было.
— А форму медсестры? Может, она надевала ее всего один раз и на ней остались следы спермы?
— Нет.
— Как насчет вызывающей мини-юбки или шапочки с красным крестом?
— Ничего такого не нашли. Только светло-голубые форменные брюки и туники, но от них особо не возбудишься.
— Ну… Может, ей не удалось раздобыть мини. Или она не решилась его надеть. А ты не мог бы переправить мне ее больничные одежки?
Холм вздохнул:
— Как я уже говорил, всю одежду мы осмотрели на месте, и все, что можно выстирать, было выстирано. Не осталось ни пятнышка, ни волоска.
— А не отдать ли все это в лабораторию? Чтобы там проверили как следует?
— Харри…
— Спасибо, Бьёрн. И я пошутил, у тебя потрясный шнобель. Правда.
Было четыре часа, когда Харри заехал
Зашел Сигурд Олтман, положил руку Харри на плечо, но ненадолго, и сказал несколько слов — совсем немного.
Высадив Сестрёныша у ее квартирки на Согнсванн, Харри поехал в центр, он петлял по улицам с односторонним движением, перекопанным улицам, тупикам. Он проезжал районы проституток, шопинга, наркоманов, и, только когда город вдруг оказался под ним, он понял, что едет к немецким бункерам. Он позвонил Эйстейну, тот появился через десять минут, припарковал свое такси возле машины Харри, приоткрыл дверь, включил музыку, подошел и сел на каменный барьер рядом с Харри.
— Он в коме, — сказал Харри. — Может, это не так уж плохо. Закурить найдется?
Они сидели и слушали «Transmission» в исполнении «Joy Division». Эйстейну всегда нравились исполнители, которые умерли молодыми. [121]
— Жаль, что у меня не было времени с ним поговорить, когда он слег. — Эйстейн глубоко затянулся.
— Ты и раньше этого не делал, так что время тут ни при чем, — сказал Харри.
— Одно утешение.
121
Британская рок-группа «Joy Division» распалась в 1980 г. после самоубийства вокалиста и автора песен Яна Кертиса.
Харри засмеялся. Эйстейн покосился на него и улыбнулся, словно не был уверен, можно ли смеяться, когда отец у тебя на смертном одре.
— А сейчас чем думаешь заняться? — спросил Эйстейн. — Может, выпьем по такому случаю? Я позвоню Валенку…
— Нет, — сказал Харри и потушил сигарету. — Буду работать.
— Лучше смерть и разложение, чем пропустить стаканчик?
— Ты можешь заехать к папаше и сказать ему «всего!». Пока он еще дышит.
Эйстейн поежился:
— Мне в больницах не по себе. К тому же он все равно ни фига не слышит, верно?
— Я не о нем думал, Эйстейн.
Эйстейн прищурился от дыма:
— Если у меня есть хоть какое-то воспитание, то это только благодаря твоему отцу, Харри. Ты ведь знаешь. Мой-то был полное дерьмо. Я съезжу туда завтра.
— Рад за тебя.
Он смотрел на стоящего над ним мужчину. Видел, как шевелятся его губы, слышал слова, но, наверное, у него что-то повредилось в голове, и он не мог составить из них что-то осмысленное. Он понял только одно: час настал. Месть. Ему придется платить. И это в каком-то смысле облегчение.