Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
— Дура ты, мелкая! — цедит Амиров, небрежно выезжая с обочины так, что ремень безопасности вновь до боли впивается в кожу.
Наплевав на правила приличия, поджимаю колени к груди и, отвернувшись к окну, смотрю на пролетающие мимо огни ночного города. Лерой, как назло, едет медленно и добивает своим молчанием. Сейчас оно кажется особенно невыносимым и тягучим. Не выдерживаю и прибавляю громкость незнакомой мне композиции в надежде отвлечься, перестать думать, сожалеть, вспоминать. Но доносящийся из динамиков мужской голос, что с надрывом повторяет одну и ту же фразу
«Я ненавижу в тебе абсолютно всё,
Так почему я люблю тебя?
Я ненавижу в тебе абсолютно всё,
Так почему я люблю тебя?»^1
Украдкой смотрю на Амирова, на мгновение воскрешая в памяти наше утро, и хочу в голос орать слова песни, понимая, что как бы ни отрекалась от него, сколько ни обвиняла во всех смертных грехах, другого никогда не смогу желать так, как его. Это наваждение, больная зависимость, сумасшествие.
Я была уверена, что после встречи с Горской в стенах клиники все прошло. Бац! И отрезало! Но как же сильно я ошибалась...
Моя любовь к Лерою сродни проклятию, а ненависть — почище всякого наказания.
Закрываю глаза, мечтая позабыть обо всем, но воспоминания упорно лезут в голову: отчего вся моя жизнь складывается так криво?
Я не планировала видеться с Макеевым. Ни сегодня, ни завтра — никогда! Сколько бы я ни обманывала Амирова, стараясь казаться хоть кому-то нужной, строить отношения с Пашей я не собиралась, пребывая в полной уверенности, что и он тоже. Его звонок после нескольких дней молчания стал неожиданностью, особенно учитывая слова Лероя, что Макеев находился в Москве. И все же я ответила, ощущая за собой толику вины перед ним: мы расстались не на самой позитивной ноте. Вот только в его голосе я не услышала сожаления, в его речи ни разу не промелькнуло «прости».
Макеев как ни в чем не бывало предложил поужинать вместе, сухо бросив, что соскучился, а на мое холодное «нет», лишь рассмеялся и сказал, что все равно будет ждать. Глупое совпадение, но между ужином в компании Кира, переломавшего мне и Поле всю жизнь, и Павла, с которым я сама поступила не очень честно, я без раздумий выбрала второго.
Паша не обманул, я застала его в том самом уютном ресторанчике с открытой верандой на окраине городе, о котором он мне говорил, обещая дождаться. Слегка помятый и не такой лощеный, как прежде, сейчас он казался обычным человеком со своими проблемами, интересами, жизнью. Вот только мне до них не было никакого дела. Лерой был прав: я неисправимо равнодушна к Макееву.
— Думаю, мы оба погорячились, — сидя напротив, с деланным интересом рассматривала меню, лишь бы не встречаться с Макеевым взглядом. Мне и правда было неловко.
— Предлагаю забыть. Я и сам повел себя немного агрессивно, — подперев подбородок ладонями, Макеев с любопытством рассматривал меня. — Глупая ревность! Поверь, все эти дни я изводил себя мыслями, что напугал тебя, обидел. Я не хотел, малышка!
— Пусть так, Паш, только у нас все
Наклонив слегка голову набок, Паша по-доброму улыбнулся и кивнул.
— Значит, не сейчас, Ариш, — подмигнул он. — Может быть, позже. Но давай друзьями останемся, согласна?
— Давай, — выдохнула с облегчением, что больше не нужно притворяться влюбленной в него дурочкой.
Слово за слово мы не заметили, как проболтали битый час, обсуждая все на свете. Не помню, в какой момент речь зашла о Кирилле, но только Макеев мгновенно уловил мое сникшее настроение, а потом внезапно предложил:
— Арин, выходи за меня!
— Это шутка?
— Отнюдь, — совершенно серьезно ответил Паша. – Я предлагаю тебе сделку!
И пока я ошарашенно хлопала глазами, Макеев усиленно расписывал мне все мыслимые и немыслимые выгоды этого брака для меня. И надо сказать, он подготовился на славу и во многом оказался прав. Брак с Макеевым мог кардинально изменить мою жизнь, заставить отца взглянуть на меня иначе: не равнодушно и поверхностно, а с заботой и благодарностью; помочь выпорхнуть из ненавистного дома Кшинских, оставив позади истекающих ядом мачеху и Кира, и, конечно, отпустить из упертого сердца Лероя.
Паша ни разу не заикнулся о любви и даже обещал отсрочить первую брачную ночь настолько, насколько это будет необходимо, оставляя за мной право и вовсе отказаться от нее навсегда. Именно тогда я и поняла, что Макеев никогда не любил меня. Ему был нужен мой отец, точнее, доступ к его делам: слияние капиталов, совместное руководство, новые проекты, но не я. С другой стороны, меня подобный расклад вполне устраивал. Я не искала мужа, но брак с Макеевым мог стать тем самым глотком свободы, которого мне так не хватало.
— Вот увидишь, малышка, узнай твоя мачеха или ее придурковатый сынок о нашей предстоящей свадьбе, как их отношение к тебе тут же изменится. Одно дело срываться на беззащитной дочери Пети Кшинского, и совсем другое — на жене Павла Макеева. Поверь, их запал в два счета спадет.
И я согласилась...
— Приехали, — раздается глухой голос Лероя.
Открываю глаза, выныривая из воспоминаний, и тянусь к дверце, чтобы поскорее сбежать от него.
— Скажи ему «нет», — Амиров не просит — требует!
— У меня нет причин для отказа, — парирую в ответ, но тут же ощущаю на своей щеке ладонь Лероя: тёплую и нежную. Он почти невесомо проводит ей по лицу вдоль линии подбородка, зацепляя большим пальцем мои губы.
— Ты ошибаешься, Рина. Как же сильно ты ошибаешься! — сдавленно шепчет Амиров.
Только я не намерена больше поддаваться его чарам, а потому сбрасываю его руку со щеки и, безобразно хлопая дверцей, вылетаю из салона.
На улице давно стемнело.
И хотя наша парковка освещается парой уличных фонарей, местами видимость почти на нуле. Не дожидаясь, пока Амиров вновь царапнет словами, несусь к крыльцу. Но не добежав до него с десяток метров, ногами повисаю в воздухе, спиной ощущая что-то твердое и горячее.