Лес над Санктафраксом
Шрифт:
– Кажется, мы оба вдруг стали никому не нужны, и при этом не можем никуда уйти, да? — сказал Хитрован, чтобы не пялиться безмолвно.
Гоблин ничего не ответил, возможно, даже не понял, что ему сказали. Никем не управляемый патрульный кораблик начал подниматься вверх, окончательно остывая.
– Вот почему ты «жертвенный»… — с сочувствием посмотрел на судно Окурок. — Все было так на поверхности, а мы
Гоблин встал, и, сначала Хитрован испугался, что дикарь решит пойти мстить всем пиратам, которых увидит, за своих павших друзей. Но, у Окурка были другие планы. Он бережно поднял безжизненное тело троюродного брата, коснулся его лба своим лбом, а потом перебросил тело молодого плоскоголового на «Жертвенный меч». Потом, с большим трудом, но все же перебросил туда и мертвого Граада, отцепил канаты, соединявшие два корабля, и патрульное судно выровнялось и медленно поплыло вверх. Это было жуткое, безмолвное, чарующее своей безысходностью зрелище.
Наверное те, кто наблюдали за странным небесным действом из Санктафракса, опасались, что на них что-нибудь свалится, может, даже целая большая лодка. Теперь они облегченно вздохнули, — брошенное судно улетало вверх, а не вниз.
Окурок посмотрел на рыдающего раненного четверлинга. Кажется, команда его не очень любила, если не обратила внимание на его проблемы. Потерять пальцы — это, конечно, больно и плохо, но, Окурок думал о том, что лучше бы потерял пальцы, чем Бирчека и остальных.
На палубе снова появился Буль, вспомнивший о противнике. Он надел на шею гоблина ошейник, соединенный с толстой цепью, и поволок его куда-то. Сейчас Окурок не сопротивлялся, он просто смирялся на данный момент с тем, что все становится все хуже и хуже, и теперь пришло его время рабства на другом корабле. Потом он будет ненавидеть этих пиратов сильнее, и будет желать отомстить, но не сейчас, сейчас на это не было никаких сил, не физических, не душевных…
– Это что такое произошло? — Встав, спросил Хитрован. Он сам перевязал больную руку бинтом, который был во внутреннем кармане шинели, уже догадываясь, что помощи и сочувствия не дождется.
– Приказ капитана. — Ответил Тем, появившийся на палубе. — Сильный палубный боец нам пригодится, пусть только на цепи сидит, а пока и под замком.
–
– Хватит уже о лигах! –Нахмурился кок. — Если они тебе так милы, может это ты их сюда пригласил?
– Ради этого что-ли? — рявкнул квартермейстер, показывая окровавленную руку, после чего развернулся и удалился. –Ненавижу… я вас всех ненавижу, — шумно шептал он.
*
Поздней ночью, когда все уже спали после тяжелого дня, Хитрован пошел в медицинскую комнату, чтобы взять новый бинт и получше обработать рану. Сейчас там был только раненный Стоуп, а до этого механика навещал Тем, но, при нем квартермейстер, конечно, не собирался заходить. Хитрован старался не смотреть на Стоупа, — очень уж жутко выглядел ужасно бледный пострадавший пират, лишившийся нижней челюсти. Он, скрипя зубами, снял свои подсохшие бинты, обработал рану специальным раствором и мазью, снова забинтовал себя и взял бинтов про запас. Потом все же посмотрел на несчастного Стоупа, чувствуя холод в желудке от одного представления о том, каковы должны быть ощущения после столь жуткого ранения.
– Как же ты теперь будешь есть, пить? — прошептал он, — Хоть Тем и готовит не слишком хорошо, все равно, без этого не прожить… Как будешь говорить и спорить? — он вытер платком пот с лица Стоупа, тяжело и шумно дышавшего. — Только не вздумай умирать, хватит уже смертей на сегодня… И, кому пришло в голову так подушку тебе положить? Чтобы раненный мог успешно задохнуться, если собственный язык западет? — обратил он внимание на низкую подушку. — Это все Тем, у него с соображением плохо. — продолжал говорить Хитрован, подсовывая еще свернутую простынь, чтобы голова Стоупа была более приподнятой. Дыхание серого гоблина стало чуть более ровным.
Хитрован был доволен собой, и, на какое-то время даже забыл, что он собирался всех в команде ненавидеть. Потом посмотрел на флакончики с древесным порошком на столике больного.
– Ну точно, была живительная береза. Никому не говори, что я здесь был, даже если вдруг ты об этом знаешь.– Кивнул он, тяжело вздохнул и вышел.