Лес проснулся
Шрифт:
Голос его с каждым словом становился тише. Теперь глаза прятали все окружающие.
— Олег, — начала Жанна Наилевна, — и осеклась, когда я перевел взгляд на нее. Осеклась и вдруг заплакала.
— Парень, — заговорил незнакомый мне Сергей. — Твои родители ехали в Пермь. Их вызвали к нам. Что-то там по поводу лесосеменных участков. Они взяли беспилотный гибрид в Рябинино, — он помолчал. — Сейчас говорят, что по предварительному осмотру, дело, скорее всего в сбое программы.
Я еще ничего не понимал, но в грудь как будто засунули холодную руку, схватили
— Такого раньше никогда не было, но программное обеспечение обновили недавно. Видимо дело в этом. Там еще сбои обнаружились и в…
— Я не пойму, о чем вы?!
— Олег, — он вздохнул. — Автомобиль вместо того, чтобы свернуть на повороте, въехал в Вишеру.
— Что? — я все еще не мог осознать. — В реку?!
— Я знал твоего отца. Мы часто общались, когда он у нас в Перми был. По работе. Поэтому я здесь, — Сергей Эдуардович говорил быстро, будто пытаясь быстрее произнести необходимые в таких случаях слова и забыть о них, — маму один раз видел. Они были хорошими людьми…
— Были?!! — До меня только сейчас дошло.
Если послушать большинство разговоров, то почти все считают себя несчастными. И большинство разговоров, — это хвастовство или жалобы. Пусть и закамуфлированные. Чтобы узнать, что такое настоящее несчастье, надо потерять свою обычную жизнь, на которую обычно жалуешься.
Кроме родителей у меня никого не было. Отец детдомовский, родственники не полагаются. Дедушка со стороны мамы умер за десять лет до моего рождения. Бабушка умерла, когда мне исполнилось девять. Я был поздний ребенок. Вся моя жизнь — родители.
Все слышали строки — «что имеем, не храним, а потерявши плачем». Слышали и уверены, что понимаем ее смысл. И я так считал. Но осознал и прочувствовал только сейчас.
Сидел молча, смотря перед собой. Я не знал, как реагировать. Этого просто не должно было быть.
— Олег, тебе будет нужно…
— Мне домой надо, — деревянным голосом сказал я.
— Домой? — серый Евгений поправил галстук и отвечал тщательно трагическим голосом, — домой, к сожалению, не получится. Понимаешь, Олежек, ты ведь несовершеннолетний.
«Олежек» он произнес, надо полагать заботливо, но все равно звучало снисходительно.
— К сожалению, раз уж так случилось, то заботу о тебе теперь на себя возьмет государство. К тому же, дом, как я понимаю, предоставлялся вашей семье государством, как помещение для работы. Теперь там будет жить новый лесник. Я ведь верно рассуждаю, Сергей Эдуардович?
— Потом об этом поговорим, — ответил Сергей.
Он встал, подошел ко мне и положил руку на плечо.
— Олег, будет тяжело. Но ты справишься. Я тебе помогу. Обещаю.
Вот теперь я заплакал.
Глава 7
Ужас в глазах лейтенанта не проходил, даже когда я резал веревки на его руках и ногах.
— Что?! — криво усмехнулся я. — Так изменился?
— Скиф, ты что ли?!!
— Я. Только, в чуть разобранном состоянии.
— Ты жив?
— Ефим, вопрос дурацкий.
— Но
— Ефим, остальные где? Вас пятерых увели.
Вот то, что у него тогда в глазах мелькнуло, должно было меня насторожить. Но это я уже потом понял. В тот момент на грязно-бурой от крови траве, среди трупов было не до этого, а любые мелькания на его физиономии, я отнес к шоку. Да и представить себе подобное не мог. Слишком дико. К тому же началось действие аллилфанола, боль ушла, страхи притупились, как и восприятие реальности.
— Не знаю. Стрельба началась, я схватил ствол, подбежал к остальным, пальнул пару раз, дальше не помню. Оглушило. Помню, сквозь туман, как ребят убивали. Очнулся связанный. Я и не знал, что кто-то еще выжил. Что у тебя с лицом?
— Стрижку сменил, — я бродил по поляне, высматривая хунхуза с подходящим размером обуви, — сам цел?
— Да вроде. Но контузия есть.
Я переобулся и поймал себя на том, что блаженно пялюсь на кроны деревьев над головой.
Ефим избавившись от последних веревок собирая оружие, спросил меня:
— Ты под кайфом?
— Кажется да. Раньше не испытывал такого.
— Ты много слишком вколол. Да еще и в шею. Может плохо кончится.
— Зато мне не больно, — глупо улыбаясь, ответил я, — помоги перевязать.
Из плеча был вырван кусок мяса, но в целом мне повезло, пуля прошла навылет, кость не задело. Голова кровоточила с обеих сторон, новая рана была поверхностной, только кожу содрало, а боли, после наркотика не чувствовал.
Вещей много брать не стали, только самое необходимое. Оружие, разгрузку, немного сухпая, воду. Единственно, патронов взяли много. Набили и подсумки, и карманы. И тут я отметил новую странность, ставшую в ряду схожих, привычной.
— Смотри, — я достал из-за пояса одного из хунхузов уже знакомый пистолет. — Remington 1911. Я такой уже видел у одного из них. И еще? Сигареты у них откуда?
— Не знаю. Наверное, с торфобазы. Там много чего было. Упакованы были на года вперед.
— Таких стволов не было точно, — покачал головой я. — Вооружена была только охрана. А у них из короткоствола только «зяблик». Ну, может Лоуренц-Зауэр кто-то мог на свои купить. Или Нориноко, если денег много и пофорсить хотелось. Но они все под десятимиллиметровый патрон. А этот динозавр под 45 калибр. Он еще в прошлом веке перестал использоваться. Только если у частников, как раритет. Но из него не стреляют.
— Наверное, у директора хранился. Может, коллекционировал.
— А второй?
— У его зама или еще у кого из администрации. Мало ли. Может, у директора их два было. Да какая разница? Разве это важно?
— А сигареты? Те, что были на базе, давно бы скурили.
Я вытащил пачку из кармана трупа и изучил ее. Простая картонка. Некрашеная серая бумага. Только оранжевая рамка по контуру и цифра 20 с иероглифом. Краска плохая, размытая.
— Таких сигарет на базе не было. — Я вытащил одну, — никакой маркировки под фильтром. Откуда у них это все? И патроны к пистолетам?