Лес великого страха
Шрифт:
– Не здесь, – твердо сказал император.
Маг опустил голову, так, словно хотел оглянуться на труп. Искандер взял его за руку и сказал мягко:
– Пойдем. Ты здесь уже ничего сделать не можешь.
Имперский маг глубоко вздохнул и направился к выходу. Искандер последовал за ним, боясь выпустить его руку. Но все же ему пришлось это сделать, когда Крон захлопнул дверь и полез в карман за ключами от кабинета. Имперский маг не глядя вставил нужный, закрыл на два оборота, и они двинулись по коридору. Вдоль стен, выкрашенных в зеленый цвет неприятного оттенка, стояли обшарпанные стулья для посетителей. Крон
– Но почему так, Искандер?
Император предполагал, что в той или иной форме этот вопрос ему будет задан. Что это за «так», Искандеру доложили сразу по прибытии из Ринтали. Он прикинул несколько вариантов ответа, пока добирался до Имперской канцелярии, но сейчас запнулся, не зная, что ответить. Больше всего ему хотелось сказать: «Тебе просто не повезло». Но Искандер вдруг понял, что Крон придет в ярость от его сочувствия. Однако маг уже справился с собой. Он зашагал дальше, избавив императора от необходимости отвечать. Сразу за поворотом обнаружился Эмнер, такой же чахлый и невыразительный, как фикус в кадке, рядом с которым стоял.
– Эмнер, выдайте тело родственникам Таубер, – сказал Крон на ходу. – И проветрите в моем кабинете.
Секретарь склонился в полупоклоне.
– Будет исполнено, господин имперский маг. Когда я могу подойти к вам? Накопилось очень много бумаг на подпись…
Синие глаза Крона никогда не двигались, словно имперский маг был слеп. Но Искандер уже научился улавливать незаметные для других жесты, которыми обычный человек сопровождает движения глаз. Если бы речь шла о нормальном человеке, сейчас можно было бы сказать, что Крон покосился на императора. Маг разрывался между двумя вещами, которыми необходимо было заняться.
– Лучше будет, если ты сделаешь это сейчас, – сказал Искандер.
Эмнер немедленно раскрыл папку из серой кожи, которую держал под мышкой, ловко извлек из камзола эльфийское писало. Крон быстро подмахнул несколько листов, лежавших сверху. Наморщившись, разорвал на куски два следующих и бросил их на пол. Мельком проглядев документ, оказавшийся в папке последним, имперский маг сказал:
– А этот дундук… начальник штаба… Он не знает, что сначала надо пройти аттестацию по схеме номер восемь?
– Господин Крон, так полковник Маковец и просит не о назначении его на должность командующего по борьбе с сепаратизмом в лихолесском секторе, а как раз о направлении его на необходимую для этого аттестацию. После того как бывший командующий, генерал-лейтенант Хляндик с домочадцами погиб при пожаре в Приморском квартале, я по вашему приказу объявил конкурс среди сотрудников для замещения этой должности.
– А, ну да, – проворчал Крон и что-то стал быстро писать.
Заглянув через его плечо, император увидел:
«Удовл. Удержать 20 % оклада за неправильный подбор кадров для операции „Хрустальное яйцо"».
Крон поставил руну своей подписи и вернул секретарю писало. Эмнер захлопнул папку.
– Благодарю вас, господин имперский маг.
Когда они отошли на такое расстояние, чтобы секретарь не мог их слышать, Искандер сказал:
– Лихо
– Ты просил меня подготовить ответ сидхам на поджог Приморского квартала, – ответил Крон. – Я и отправил в Бьонгард парочку-другую… аргументов для будущего спора.
Искандер хмыкнул, но промолчал.
Гёса несколько секунд смотрел в застывшие глаза мертвого гоблина. Почему-то ему вспомнились глаза самого первого гоблина, убитого охранниками обоза. Хотя с того дня прошло только две недели, экену казалось, что обоз плетется по лесу уже год или два. Гёса поднял руку и почувствовал, что куртка под мышками разошлась по швам.
– Заринка, одолжишь иголку с ниткой? – спросил он у стоявшей рядом ведьмы.
Зарина устало кивнула. Экен перешагнул через труп и чуть не поскользнулся на кровавой требухе. Гёса сорвал с обочины мощный лопух и протер клинок. Из кустов доносились голоса экен – Рамдан, Махмуд и Ахмет ловили разбежавшихся лошадей.
– Как я не люблю лес, – с отвращением пробормотала Зарина. – Один шайтан знает, кто ждет нас в следующих кустах…
– То ли дело горы! – заметил Гёса. – В Баррии есть такие ущелья, что их могут удержать два подростка, если у них есть с собой хотя бы один зефар на двоих…
Ведьма устало улыбнулась и кивнула.
– Поднимаем, девочки! – крикнула Карина.
Нападавшие опрокинули два первых фургона Ведьмам предстояло поставить их на колеса. Зарина метнулась вверх, чтобы помочь подругам.
– На счет раз! – продолжала старшая крыла «Змей». – Три!
По фургону, лежавшему на боку, забегали голубые огоньки Чи ведьм.
– Два!
Огоньков становилось все больше и больше. Они сплелись в магическую сеть. Внешне она ничем не отличалась от рыбацкой, за тем исключением, что эта сетка светилась синим светом.
– Раз!
Фургон дрогнул и оторвался от земли, становясь на колеса. С него сползли два тела, оставив на тенте длинный красный след.
Экен отбросил испачканный лопух. Придирчиво осмотрел клинок, наклонился и сорвал еще травы. Гёса покосился на Ринке – тот стоял непоодаль и лениво ковырялся мечом в развороченных внутренностях огромного паука. И так невысокий, рядом с монстром проводник казался крохотным, игрушечным. Сидх напомнил Гёсе бронзового солдатика, которого он в детстве выменял у соседского мальчишки. Мертвый паук был похож на прохудившийся бурдюк с кефиром, из которого торчали переломанные спицы огромных ног. Белая с прозеленью кровь растеклась по всей дороге. Но когда паук был еще жив, то есть минут пять назад, – тогда он вывалился на дорогу из леса, бодрый и полный сил – то показался наемнику воплощением самого Иблиса.
И расправился с ним именно этот игрушечный сидх.
Под сводами леса царила страшная духота. Последние три дня выдались очень жаркими, а воздух под зеленым лиственным пологом был совершенно неподвижен. Гёса и Рамдан сидели рядом на козлах третьего фургона. Рамдан правил. Гёса высморкался в два пальца. Его рубашка от пота промокла насквозь, прилипла к телу, и теперь наемник чувствовал холод кольчуги. Половина отряда ходила в соплях по этой же причине. Рядом с фургоном летела Карина. Все трое молчали – жара разморила так, и не было сил даже разговаривать. Да и о чем было говорить?