Лесная Фея
Шрифт:
– Марат, а ты не пойдёшь с нами на реку? – поинтересовалась Аня.
– У? – Марат судорожно проглотил то, чем набил рот. Он растерялся, замялся. С одной стороны, это замечательно: он пойдёт на реку! С другой стороны, он хотел бы узнать, где Пашка и Валя, чтобы присоединиться к их заботам или пойти на реку уже с ними. Но… может, они уже на реке?
"Ладно, – решил Марат, – по-скорому сбегаю к Пашке и, если его нет, пойду с тётей Аней и дядей Толей".
– Что "у"? – переспросила Анна.
– Угу. То есть – хорошо. Только я сбегаю, посмотрю, что делает Пашка.
– Ну,
Только все собрались, как Марат, быстро побросав в рот сладкую жирную кашу, уже вскочил, сказал "спасибо" и умчался до Пашки.
– Вот неугомонный, – посетовала бабушка. – Это в нём южная кровь играет.
Анатолий снисходительно улыбнулся и сказал:
– Да ладно вам, Авдотья Лукинична, пускай бегает.
– Пускай, конечно. – Бабушка не упрямилась. – Но уж больно он шустрый, бесёнок.
– Ему теперь раздолье, без родителей, – сказала Аня.
– Вот-вот! – всполошилась бабушка. – Боюсь, я в одиночку с ним не слажу! Вы бы подсобили мне, присмотрели бы за ним, а где надо шикнули бы, приструнили бы его, а?
– Хорошо, Авдотья Лукинична, мы приглядим, насколько возможно, – сказала Аня.
– Всё мне как-то спокойнее будет, – добавила старушка. – А то ведь он того гляди от рук отобьётся – в конец испорчу мальчишку.
– Он не такой уж испорченный, – сказал Анатолий.
– Нисколько не испорченный, – поддержала его Аня. – Очень славный, подвижный подросток.
Авдотья Лукинична вздохнула.
– Вот то-то и оно, – сказала она, – что то ли подросток, а то ли ещё нет. Да ещё и славный… Он слишком заводной и доверчивый. Такого кто хошь, куда хошь заведёт, а не заведёт, так евошняя прыть сама его туда прямичком и доставит.
– Темперамент! – утвердил Анатолий. – Ничего не поделаешь.
Рассеяно улыбаясь, они взяли по румяной булочке – с пылу, с жару, только что купленные в городе бабушкой и Маратом, и принялись пить чай.
Было около двух часов дня.
5
Валя жил через два дома от Марата, но на противоположной стороне улицы, на чётной. У Вали – дом №22, у Марата – №19. Практически соседи. Удобно. Правда, у Вали была чрезвычайно суровая бабушка, и Марат её побаивался. Поэтому он почёл за лучшее сразу пойти к Пашке, дом которого также располагался на нечётной стороне улицы, но через четыре двора от дома Марата, по пути к Верхним Устюгам. Для этого Марату предстояло миновать дом Вали, – и он пошёл бы дальше, мимо, да только бабка Раиса, как назло, возилась на помидорных грядках перед самым забором.
Марат поколебался… и приблизился.
– Ну что, проводил мать? – увидев его, спросила бабушка Вали.
– Угу.
– И что теперь? Станете балбесничать?
– Нет.
– Знаю я вас, у вас только одно на уме и есть. Так и думаете чего-нибудь нашкодить. Его нет! Он ушёл с самого утра. И не объявлялся! Тут за ним Пашка заходил. Стало быть, мой упёрся куда-то один. А уж опосля нашлись они друг для друга или нет, о том я не ведаю. Извини,
– С-спасибо…
– Увидишь его, скажи, чтобы целый день не болтался, что б объявлялся до вечера, а не к ночи! Слышишь?
– Да… – отозвался Марат и вернулся на дорогу, чтобы осмотреться и пораскинуть мыслишкой.
"Где же они могут быть?"
К Пашке он не пошёл: скорее всего, его тоже нет дома.
"Только зря пробегаешь, а Сударышкины не дождутся и уйдут на реку одни".
Марат посмотрел на дом Шутилина Олега – напротив дома Вали. Но, встряхнув головой, он припустил к себе, решившись идти на речку Дульку: как знать, может быть, его друзья уже там.
– Ну что, идёшь с нами? – встретила его вопросом Аня.
– Иду. Только натяну плавки, и иду! – Марат кинулся в укромный угол дома, где стояла его спальная кровать, отгороженная занавеской и шкафом.
– Готов, шкет? – спросил Анатолий Сударышкин у Марата, когда тот выскочил на терраску. – Пошли, щас поплаваем!
– Поплаваем! – радостно согласился Марат и – убежал в сарай за футбольным мячом, потому что он был убеждён, что мяч упростит общение со всё-таки посторонними ему людьми. Они уже ни один и ни два раза ходили на реку все вместе, но ещё ни разу не было такого, чтобы Марат отправлялся с Сударышкиными куда-нибудь в одиночестве: всякий раз рядом были папа с мамой, а потом – только мама, а теперь он – один.
"Ничего. Прорвёмся!" – решил Марат и заспешил к тёте Ане и дяде Толе, уже стоявшим на деревенской дороге.
6
Проведя ещё один незабываемый день летних каникул с Пашкой и Валькой, которые отыскались на обширном песчаном пляже речки Дульки, Марат проснулся на следующее утро в не меньшем боевом настроении, чем пребывал накануне: он был полон решимости идти в лес к тайному месту, – об этом ребята условились ещё с вечера, когда играли на задах в мяч.
Ночью Марату снилась прекрасная дева. Она мелькала среди деревьев. Она играла с ним… она хотела, чтобы он её догнал. И была она в тонкой ночной сорочке… почти что прозрачной – Марат волновался… Марат бежал…
Но это было ночью, теперь же мальчик выбежал в прохладу утра.
Он сгонял с щёк и ушей ночной румянец, умываясь ледяной водой, пущенной из крана летника в раковину, стоящую под раскидистой яблоней, – а сон его не отпускал.
…тёплый, влажный лес, изляпанный тенями… и женщина, девушка… в лёгкой белой рубахе до пят…
О, да!
Воображение извлекало из глубин сознания ночные картины и дополняло их, домысливало уже рассудочно, здраво. Сердце у Марата сладко сжималось. Оно маленьким комочком часто-часто билось и стукало. Кожа у мальчика сделалась сверхчувствительной – она будто бы требовала соприкосновения с тёплой и одновременно с тем прохладной кожей той, которая, быть может, в этот момент бродит где-то там, в лесу… и ждёт его… только его… он нужен ей… она хочет, чтобы он был рядом – и в ранний утренний час их станет ласкать дуновение свежего ветра, а роса, обильно посеребрившая высокие травы, будет холодной…