Лесная невеста
Шрифт:
Двинув бровями – у него не имелось привычки делиться своими любовными приключениями, но случай был особый, – Зимобор изложил все, что пережил ночью. Рассказывая, он стал понимать многое, чего не понял раньше: голос ночной гостьи вовсе не был голосом Дивины и та нарочно говорила только шепотом, стараясь это скрыть, а слова ее очень напоминали любовный заговор, то есть она пыталась его заворожить.
И еще само собой думалось: а вот если бы это и правда была она… то все сложилось бы иначе. Вот этой, настоящей, не пришлось бы долго просить, чтобы он ее обнял. Взгляд невольно скользил по загорелой стройной шее Дивины с
– Ну, ты крепок, я погляжу! – Дослушав, Дивина глянула на него с явным уважением. – Молодец, что догадался! Ведь если кто такую вот «невесту» своей волей обнимет, тот навек в ее власти! Иссушит, истомит, совсем погубит!
– Погубила одна такая! – Зимобор невесело усмехнулся, вспомнив свою неотвязную мару, но говорить об этом не хотелось. – Ну, пойдем в избу, что ли? – сказал он и поднял три полешка, которые так и лежали возле ее ног. – Любопытно только, почему она твоим именем назвалась? – сказал он уже на пороге.
– Да потому что ты у нас здесь никого, кроме меня, еще не знаешь! – без всякого смущения ответила Дивина. – Вот и назвалась!
После завтрака Доморад отправился к старейшине Воротисвету, и Зимобор пошел с ним. Сам Радогощ был не намного больше Гульбича, как и все славянские города, основанные на старых голядских городищах. В нем жили потомки нескольких «старших родов», кое-кто из пришлых; иные не жгли палы и не пахали лядин, а ковали железо, лили бронзу и снабжали нужными орудями округу, приторговывали по мелочи, выменивая у охотников меха на топоры и дожидаясь проезжих богатых гостей, в основном варяжских, чтобы все это сбыть. Приход полюдья, княжеский суд, если в нем возникала нужда, и был самым большим событием в жизни Радогоща.
Появлению полотеских гостей Воротисвет обрадовался, поскольку скучал в глуши и жаждал новостей. Не менее обрадовался и его сын Порелют – взрослый парень, лет двадцати, невысокий, плотный, круглолицый и щеголеватый. Гордой осанкой, надменным лицом и яркой одеждой он словно пытался возместить недостаток роста. Однако с приезжими он, как и отец его, держался любезно и гостеприимно: люди уважаемые, полезные, да и новые лица тут редки.
На Зимобора он, как и его дружина, посмотрел с любопытством, сразу выделив из прочих. Действительно, среди товарищей Зимобор смотрелся как сокол среди серых гусей. Десятки пар глаз тут же оценили меч у его пояса, и Зимобор подумал, что все же надо было оставить его у Елаги. Да как-то не решился расстаться с такой дорогой вещью в чужом месте…
Спрашивая его об имени и происхождении, хозяин откровенно разглядывал Зимобора, но тот не боялся: они никогда не встречались, и узнать его в лицо тут не могли. Стараясь поменьше лгать, Зимобор назвался сыном Корени, то есть своего настоящего деда.
– Ну, вот ты какой… – говорил Порелют. – А я слышал, что какой-то гость захожий Горденю одним махом с ног свалил и укротил, как ребенка малого! Не верил, думал, болтовня! А ты, пожалуй… С чего же ты к купцу в дружину нанялся – поссорился,
И он снова посмотрел на меч – обладать такой вещью простой кметь торгового гостя никак не мог. У князей-то не у всякого есть…
– По своим делам еду, – уклончиво ответил Зимобор.
– У меня не хочешь остаться? Не обижу.
– Спасибо за честь, да не судьба. В другую сторону моя дорога лежит.
Куньи и бобровые меха у Воротисвета были запасены в достаточном количестве, и Доморад разом избавился от половины своего товара. Потом старейшина долго перечислял, чего ему привезти в следующий раз: греческие шелка и посуду, хазарского серебра, вина можно бы.
– Сына мне женить пора! – жизнерадостно говорил он. – Даст Перун, закончатся худые годы, да и ждать нечего, совсем взрослый он у меня, младшенький-то, я в его годы уже двоих родил! Не видали вы где-нибудь хорошего рода девы, чтобы и красивая, и рукодельная? Князь хочет за морем невестку мне найти, а я думаю, ну их, варяжек, строптивые они, все по-своему хотят делать! Сам князь на варяжке был женат, так вон что вышло…
– Князь-то плохого не посоветует, – сдержанно отозвался Доморад.
– Ну… А что, княжич Бранеслав назад не собирается? Ничего там не слышно? – вдруг спросил Порелют.
– Не слышно покуда. Отцу подарки шлет, весной варяжские гости приезжали, привезли.
Зимобор внимательно посматривал на участников этой беседы, не все понимая, но о многом догадываясь. Единственный сын Столпомера, княжич Бранеслав, уже несколько лет жил за морем, у своих варяжских родичей по матери. Он поселился там настолько прочно, что не в одну голову заползали мысли: кто станет наследником Столпомера, если Бранеслав и вовсе не вернется? И голова Порелюта здесь была первой: будучи связан с нынешним князем родством, он мог рассчитывать на успех, если Полотеску опять придется выбирать себе князя.
– Ну а нам и здесь неплохо! – сказал Порелют. Дескать, не нужно мне ни варяжских стран, ни Полотеска. – Наша Ярилина гора, может, во всех кривичских землях самая старая, там святилище сам Крив устроил!
Волхвы могли бы ответить Порелюту, что святилище Радогоща даже старше Крива на несколько веков и впервые священный огонь на горе разожгли еще тысячу лет назад. Голядь когда-то почитала здесь Усиня – божество утренней зари, славяне считали его Ярилой. В течение веков жители всех окрестностей собирались здесь несколько раз в году на велики-дни, приносили жертвы богам, внимали предсказаниям волхвов. Возле святилища возник городок, сперва голядский, потом славянский. Несколько веков святилище и город жили рядом, глядя друг на друга через ручей. А потом святилище прекратило свое существование, и дорогу Яриле перебежала опять-таки злодейка – старая волхида.
Сто лет назад князь Честослав пировал в святилище в день Перуна, когда разразилась страшная гроза и молния ударила прямо в святилище на горе. Все постройки мгновенно оказались объяты пламенем, и люди, бывшие в них – князь, его дружина, волхвы, старейшины Радогоща, – разом погибли. С тех пор место считалось проклятым, Ярилина гора осталась заброшенной. Если скотина случайно забредала туда, за ней не ходили, и она никогда не возвращалась. Рассказывали, что раз в году, на зимний солнцеворот, ночью на горе снова появляются призрачные палаты и в них пируют восставшие из пепла князь и дружина.