Лесничиха (сборник)
Шрифт:
Машина то и дело останавливалась. Завхоз высовывался из кабины и кричал встречному транспорту, чтобы поворачивали назад. И, сжимая руку в тугой кулак, — большим пальцем показывал за плечо:
— Этот приверед раздумал брать! Не понравились ему дубки! Золотые, говорит, надо!..
Витька сумрачно молчал. Думал все о Сереге Седове: вот какой оказался друг!.. А сам он тоже хорош. Тряпка. Надо было с самого начала позвонить в Заволжск, а не доверяться всяким… Вот так. А теперь, спустя неделю, попробуй позвони! И о чем говорить? Что председатель обманул? Во-первых,
Ночью он лежал на раскладушке и затаив дыхание слушал, как за окном проходили машины, завершая порожний рейс. Не спалось. Все думалось: вот скоро развиднеется, и надо будет вставать, одеваться, что-то делать. А что именно, и не представлял…
Ровно в восемь он пришел к строительной площадке. Колхозные парни сидели рядком на ошкуренных бревнах, дымили папиросами. Ждали новой работы. Все они были сильные, кряжистые, за исключением одного, Рудика, — какого-то сплюснутого, хлипкого.
— Садись, Витюня, отдохни, — сказал он, напрягая маленькое, тусклое, еле заметное под шапкой личико.
Парни привычно хохотнули и тут же дружно понахмурились.
Вообще-то они были беззлобные ребята, и Витька среди них всегда чувствовал себя не хуже, чем среди своих монтеров. Но сегодня все переменилось. В глазах парней он заметил враждебность.
На площадке были аккуратно расстелены лежни, раскатаны одно к одному золотистые голые бревна. Парни подготовили рабочие места, притащили катанку, изогнутые ломики и ждали только пасынков, чтобы вместе с монтерами включиться в дело. И вдруг — задержка.
Едва они услышали об этом из Витькиных уст, как встали стенкой и зашумели, особенно Рудик:
— Мы токо-токо тут вработались, токо-токо разошлись, а ты нам палку втыкаешь в колесо?!
— Погоди, ребята, — пытался утихомирить их Витька. — Рудик, Гриша, Иван! Погодите…
— Ты нам прямо говори! Вон в Таловке и здесь — «почему такая разновидность? — требовал Рудик, играя топориком и наступая. Шапка падала ему на глаза, и он отбрасывал ее рывком головы.
— Да я…
— Заинтересованность у тебя в работе нижесредняя. — Вот! — догадался Рудик. И остановился, удовлетворенный. — И знаниев тоже не то, что у таловского. Потому и кобенишься, — он завихлял своим тощим задком, — я это плохо и то… Понятно, — сказал он значительным тоном и запрыгал по бревнам к правлению. За ним потянулись остальные.
Якушев поскреб затылок. Приближались монтеры, и надо было им срочно придумывать работу.
— Что делать-то? — еще издали спросили братья Васькины.
— Посидите, ребята, я подумаю.
— Чего сидеть, чего думать! — нахохлился Сема. — У тебя тут и так ни хрена не заработаешь.
— В общем, ни пасынков, ни оборудования у нас пока нету. Придется идти на внутреннюю проводку, — сказал хмуро Витька.
Васькины уронили головы, а Сема так громко харкнул за плечо, будто выплевывал челюсть.
Ребята ушли, возмущенно-громко разговаривая.
Из-за угла конторы не спеша показался Ситников. — Подал Витьке руку:
— Не понравились дубовые?
— Не годятся… — Витька тяжело вздохнул и затаил дыхание. Сейчас вот председатель спросит: „А как же у твоего дружка?“ И надо будет что-то сказать. Но председатель только посмотрел в глаза своими маленькими грустными глазами, вздохнул, как Витька, — глубоко — и медленно двинулся назад.
Витька проводил его взглядом и побрел в другую сторону, чувствуя себя несчастным человеком…
Всю неделю с утра до вечера стоял он у монтеров за спиной, угрюмо наблюдая, как они сдирают в избах старую проводку и вешают новую — по правилам. Пытался помогать, но все валилось у него из рук, так что Подгороднев не стерпел и заругался:
— Пошел бы ты, знаешь куда?.. Уо, в это самое. В правление колхоза. Организовывать.
Якушев не уходил. С ребятами все-таки было легче. Тем более, что организовывать пока нечего, а лишний раз встречаться с колхозниками не было особого желания.
Каким-то образом стало всем известно, что он не инженер, а техник. И многие удивились этому известию, особенно старухи. Они сходились где-нибудь на улице и громко обсуждали эту новость, покачивая головами. Завидев Витьку, сходились еще ближе и кричали друг дружке, как глухие:
— Помрем мы, девоньки, так и не дождамшись свету! Опять на проходимца нарвались!
Ребятишки тоже не молчали. При встрече с Витькой: задирали носы и насмешливо смотрели на него, придерживая шапки. А потом кричали в спину:
— Заячий охотник!
Их отцы и матери в глаза не насмехались, но это было еще хуже. Идешь по улице, а тебя как будто бы не видят. Даже не кивают, ждут, когда поклонишься первый. Поклонишься, пройдешь и услышишь за спиной такие примерно разговоры:
— Тот для своих старается. Для родины. А этот — вишь, бежит, как по чужой земле…
Потому и не хотелось уходить. Да, с монтерами было куда легче. К тому же хозяева теперь не донимали насчет света; они без всякого восторга следили за работой, подметали полы и только грустно сообщали, кивая в таловскую сторону: „А там уже столбы развозят“. И ворчали тихонько: „И в домах не ломают“. Они явно завидовали таловцам.
— Мы тоже идем правильно! Только с другой стороны! — утверждал Витька, хватая провод, гвозди, молоток и пытаясь забыться в работе.
— Да иди ты на самом-то деле!! — взвопил Сема, когда Витька сорвался с табуретки и упал вместе с проводом, гвоздями, молотком и огромным куском штукатурки на пол.
Якушев поднялся, потер поясницу и пошел домой, чтобы хоть по смете определить, какое будет выполнение плана к концу месяца.
Но дома — тоже хоть не приходи. Бабка Пионерка принялась допрашивать — тонко, будто следователь: