Лесник и его нимфа

Нефедова Марина

Иногда она сама решала какие-то уравнения, просила его проверить. Он садился рядом, смотрел, потом говорил:

– Нет, у тебя тут ошибка…

– Где?!

– Здесь, – говорил он и тихо целовал ее волосы. Лита швыряла ручку, поворачивалась к нему. Они целовались, и вся алгебра шла лесом.

***

Но Лита уходила – он ложился и смотрел в одну точку. На ночь жизнь останавливалась. На следующий день она приходила оттуда, где была весна, и снова приносила жизнь с собой. В прихожей ее встречал

сын дворничихи. Лите иногда казалось, что он так и ждал ее в этой прихожей. Потом он снова становился Лесником.

Однажды он сказал:

– Ты очень живая. Ты живешь сейчас. А у меня еще в интернате было ощущение, что меня нет. Меня тут нет. Я не знаю, где я.

– Нет, ты есть. Я тебя вижу очень хорошо.

Она приходила, начинала болтать, что-нибудь рассказывать – что-нибудь, что только что видела. Например, про ребенка, который упал в лужу и был очень доволен, шлепал рукой по воде, а его бабушка этого не видела – стояла, отвернувшись и болтая с другой бабушкой…

Она знала, что приносит жизнь. Она держала его обеими руками в этом потоке жизни, но - она видела – он все равно выпадал из него. Ей казалось, что он – то дерево в лесу, которому маленький мальчик ходил молиться о своем папе. Дерево почти сломалось. Лита его поднимала каждый день и держала. А когда отпускала – оно снова падало.

Иногда ей казалось, что он ее обнимает и отталкивает одновременно. Такие были качели.

Но если случалось, что ее тоска вдруг выходила из-за угла, он это считывал. И тогда они менялись местами. Он общался с ней так, что ее отпускало. У него был запас тепла. Может быть, внутри у него был вулкан?

***

Случайно Лита обнаружила, что тайком от нее он пил сильные обезболивающие таблетки.

– Что у тебя болит?

– Спина.

– Сильно?

Глупо было спрашивать, раз он пил трамал.

Еще иногда он заводил разговоры о смерти. Как будто примеривался к теме. По чуть-чуть, осторожно. Лита не могла это слушать. В какой-то момент он вдруг сказал:

– Думаешь, если не говорить и не думать об этом, все само собой устаканится?

***

Часто у нее было ощущение, что они оказались вдвоем на необитаемом острове. Все мосты сгорели с какой-то невероятной скоростью, Лита даже испугаться не успела. Предыдущие полгода она летала – сейчас спустилась на землю. Честно – тут было лучше. Но тут надо было ходить, а временами это было больно.

Почти каждую ночь ей снилось, что она поет с Крюгером. Но днем она ничего не могла вспомнить. Днем был только Лесник.

***

В четверг тетя была весь день дома, они сидели в комнате Лесника. Лита училась, Лесник чертил. Часов в семь вечера, когда тетя ушла, он вдруг сказал, что тетя сегодня работает в ночь.

– Да? И я остаюсь? – спросила Лита почти равнодушно, но внутри у нее все как-то затрепетало.

Он посмотрел,

как голодный, которого дразнят едой, и сказал:

– Как хочешь.

***

Через час Лита позвонила домой.

– Не приедешь? – спросила мама. – Ну ладно. Ты хотя бы не голодная?

Такое Лита слышала в первый раз.

– Офигеть, – выговорила она, кладя трубку. – Может, она и на мой отъезд так же прореагирует? «Ну хорошо, дорогая. Ты хотя бы не голодная?»

После разговора с мамой Лита села писать сочинение, которое должна была завтра утром сдать. Лесник чертил. Лита писала, ругаясь вслух на ту чушь, которая у нее получалась. Потом положила голову на учебники и задремала.

Он разбудил ее.

– Ложись на кровать.

Она послушно, не раздеваясь, переместилась на кровать. Легла специально к стеночке. Она не ошиблась, он лег рядом.

Сквозь сон она потянулась к нему, обвила руками, почувствовала, как он жадно обнимает ее в ответ. Сердце у нее заколотилось, хотя она и делала вид, что спит. Вдруг он как будто замер, осторожно освободился от ее рук, отстранился, поцеловал ее куда-то в лоб и встал.

Лита открыла глаза – он стоял и смотрел в окно.

– Что? – спросила она, хотя поняла уже, что кино не будет.

Он, конечно, молчал. Вообще он вполне мог бы быть разведчиком. Разведчик на допросе.

– Детям до восемнадцати вход воспрещен? – наконец спросила Лита.

Он вернулся, сел с ней рядом. Нащупал в темноте ее руку.

– Лесник, – сказала Лита, – я этого хочу.

– Лита, молчи.

Рука у него была горяченная.

– Почему? – спросила она с отчаянием.

Он не ответил.

– Почему нет? – уже грозно произнесла Лита, выдергивая руку.

– Потому что…

– Ну?!

– Потому что я не могу брать то, что мне не принадлежит, – вдруг сказал он.

– Что? – Лита села. – Можно без философии?

Он молчал.

– А кому это «то», по-твоему, принадлежит? – наконец спросила бедная Лита.

Он медленно встал, опять подошел к окну.

– Мне кажется, – сказал он глухо, – что я не выздоровлю… Поэтому не мне… Все.

Он включил свет, подошел к кульману и стал чертить.

Призрак смерти стоял перед ним. Маячил с шестнадцати лет. А месяц назад возник резко и очень близко, уже не прячась. Этот призрак не давал ему жить.

***

Лита сидела, думая, что ей делать. Запустить в него чем-нибудь тяжелым? Встать и уйти? Заплакать?

Она молча легла, отвернулась к стенке и накрылась с головой. Папа в Литином детстве иногда говорил: «Нельзя, но если очень хочется, то можно». Это был его тайный метод воспитания. Эта фраза приводила Литу в восторг. Сейчас получалось как-то наоборот. Можно. И очень хочется. Но почему-то нельзя.

В конце концов она все-таки заснула.

***