ЛЕСНОЙ ЗАМОК
Шрифт:
И вновь ему удалось не дать воли гневу. До тех самых пор, пока он не вытащил из брюк ремня.
Под первым ударом Адольф сказал себе: я не заплачу! Однако порка оказалась на этот раз такой жестокой, что он все же не удержался от крика и слез. Да ведь и сам Алоис еще ни разу не пускал в ход кожаный брючный ремень. Удары которого не только причиняли боль, но и словно бы обжигали. Только бы не умереть! — вот единственное, о чем мог думать мальчик. Причем страшился не только тяжести ударов, обрушивающихся на тощие ягодицы, но и разрыва сердца. Однако в самый жуткий миг Алоис резко прервал экзекуцию, толчком поставил
Тоска, накатившая на Алоиса, была воистину безысходной: прожить такую долгую жизнь и не оставить после себя ни одного мало-мальски достойного отпрыска!
Адольф испытывал истинные муки. Он осмелился показать свои наброски учителю рисования. Предполагал, что их тут же вывесят в самом центре доски, на которой выставляют лучшие рисунки учащихся. Он даже заранее подобрал слова подобающе скромной речи в ответ на неизбежные, по его мнению, похвалы. Эти прекрасные мгновения перевесят позор плохих оценок у него в табеле.
Должен признать, что мне пришлось поработать над далеко не обязательным (в случае моего невмешательства) фиаско.
У Адольфа и впрямь был талант, хотя и ничего особо выдающегося, с первого же взгляда на его рисунки я понял, что великим художником ему не стать. Скажем, двадцатилетний на тот момент Пабло Пикассо привлек в 1901 году наше чрезвычайное внимание как раз своими художническими способностями. Юный Адольф Гитлер, напротив, рисовал именно, и только, так, что его работы можно было вывесить на доску вместе с лучшими рисунками других учащихся.
«Но этого не должно произойти, — проинструктировал меня Маэстро. — Чего нам не хватает, так это еще одного непризнанного гения. Ушат холодной воды — очень холодной, сразу и весь! — вот что ему нужно».
А уж я расстарался. Учитель рисования был одним из наших клиентов. (Строго говоря, как раз из той категории посредственностей, мнящих себя непризнанными гениями, о которой говорил Маэстро.) Я устроил ему скандал с женой и сильнейшую головную боль как прямой результат этой перепалки. Рисунки Адольфа он смотрел, страдая невыносимой мигренью. И, разумеется, не отобрал ни единого.
Адольф не мог поверить в это. В тот же час он навсегда распростился с надеждой достичь успеха хоть на каком-нибудь учебном поприще. Пусть учатся другие, а он, Адольф, будет жить своим умом.
Разумеется, он, в отличие от Алоиса-младшего, не уйдет из дому; делать это ему совершенно необязательно. От одного прозвища Римлянин его все еще кидало в дрожь. Нет, он будет жить в семье и втайне от родственников развивать в себе железную волю.
В училище он по-прежнему отлынивал от уроков. В табеле за год, который Адольф вручил отцу в июне, значились двойки по двум предметам — по математике и по естествознанию. Бедняга Алоис! У него уже не было энергии выпороть сына еще раз.
Летом, осознав, что оставлен в том же классе на второй год, Адольф впал в уныние почище, чем отец, однако ему удалось (с моей помощью) внушить самому себе, будто он проник в самую суть учебы куда лучше всех остальных реалистов. Потому что обзавелся тайным ключиком к познанию, не говоря уж о простых знаниях. Он будет запоминать только жизненно необходимое. Его одноклассники тратят массу времени на заучивание совершенно несущественных деталей.
Другое дело он, Адольф. Он выше этого. Во всем ему хочется докопаться до корня, дойти до сути. Только сокровенное знание является подлинным. Поэтому их учебники и шпаргалки ему ни к чему. Они замыливают взгляд и туманят разум.
Важнее всего для меня было развеселить его. А главное развлечение Адольфу этим летом доставляла его способность доводить Анжелу до слез. Теперь он уже не был слабее. А значит, в ответ на любой упрек мог безнаказанно обзывать ее глупой гусыней. Для Анжелы это было чудовищным оскорблением, и она даже жаловалась на Адольфа Кларе. Потому что терпеть не могла гусей. Видела, как они плавают в городском пруду, и считала их грязными птицами. Наблюдала, как гуси выбираются на мощеную дорожку, оставляя на ней помет. Себе Анжела казалась скорее белой лебедыо.
Я позволил Адольфу некую фантазию: в образе элегантно одетого преподавателя реального училища, красавца, остроумца и всеобщего кумира, он произносил звучным голосом: «В том-то и суть, молодые люди. Не пытайтесь запомнить историческое событие во всех деталях. Лучше послушайте меня, а я скажу вам так: "Берегитесь! Потому что вы плаваете в мутной воде». Большинство фактов, которые вы уже успели заучить, это сущий вздор; есть другие факты, им полностью противоречащие. Заучите и эти, вторые, и окончательно запутаетесь. Но я могу спасти вас. Главное — запоминать только жизненно необходимое. Собирайте и заучивайте только те факты, которые могут подкрепить вашу точку зрения».
Как-то на вечеринке леондингского нобилитета состоялась примечательная дискуссия. Один из ораторов, мужчина весьма осанистый, развил тезис, согласно которому развитие железнодорожного транспорта представляет собой угрозу традиционному общественному укладу.
— Железные дороги, — сказал он, — делают наш мир слишком тесным. Многим это не нравится, королю Саксонии например. Как он только что сформулировал, «рабочий прибывает по назначению в одном поезде со своим королем». Столь же правомерно и другое наблюдение, вытекающее из первого: богатому человеку отныне не удается, перемещаясь из пункта А в пункт Б, обогнать бедного. А такое положение вещей рано или поздно приведет к общественной дисгармонии. Слово взял другой оратор:
— Совершенно согласен с моим глубокоуважаемым другом: ценность многих так называемых нововведений и новшеств более чем сомнительна. Превосходный пример тому — карманные часы. В наши дни практически каждый может по сходной цене обзавестись личным хронометром. Однако я помню эпоху, когда хорошие часы были предметом роскоши. Ваши подчиненные обращали внимание на то, какие у вас часы и на какой цепочке. И относились к вам с надлежащим почтением. А сегодня любой болван может вытащить из брючного кармана какую-нибудь грошовую поделку и нагло заявить, будто его часы показывают более точное время, чем ваши. И знаете, что в этом самое скверное? Порой он оказывается прав!