Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
– Всё равно, что вырвать зуб, не больнее, не опаснее. Держись за что-нибудь, Львёнок, - и извлекает пулю в фонтанчике крови в течение трёх минут максимум, а после обрабатывает рану, быстро и чётко. Элсу делает осторожный вдох.
– Всё, дышишь. Теперь молись Творцу, Львёнок, - и поворачивается ко мне.
– Кто ещё?
Элсу смотрит на него с тихой признательностью. Кору, просияв, хватает его за плечо, тянется, кажется, поцеловать в щёку - Инту спокойно, методично как-то, убирает её руку, отстраняется от губ.
– Не касайся без нужды.
Глаза лянчинцев потрясённо
– Брат, ты - синий страж?!
У меня тоже отвисает челюсть. Ну да, вот где я видел такие лица - недоделанная валькирия, какой-то особый обряд синих... ничего себе!
Инту кивает согласно.
– Не болтай, Львёнок. Лежи спокойно, - протирает инструменты кусочком чистой ткани и сулемовым шариком.
– Творец над нами, мы все - его дети.
Мне приходит в голову дикая мысль: он - один из синих диверсантов, следивших за нами с крыши! Где-то бросил свою куртку с капюшоном, которая характерна в глазах местных жителей, как монашеская ряса! Он тут с какой-то странной, но определённой целью - и она нам вовсе не враждебна, эта цель.
А Инту, тем временем, осматривает девочку-шаоя, рабыню, видимо, освобождённую этой ночью - поймавшую пулю в плечо. Оперирует так же точно, быстро и аккуратно; я ему тихонько завидую. У этого парня, похоже, приличный опыт военной хирургии.
– Спасибо, брат, - говорит шаоя.
– Молись Творцу, как можешь, - отвечает он всё с той же неуловимой тенью улыбки.
– Благодари его. Заблуждение Отец простит, ошибку простит - грех не простит. Кто ещё?
– Ты что делаешь среди предателей, синий?!
– спрашивает дворцовый волк с обожжённым лицом и шеей. Ему очень больно и он в ярости, хоть и снижает голос.
Я хочу дать ему обезболивающего, но он шарахается от моей руки с шприц-тюбиком.
– Я следую Путём, - невозмутимо говорит Инту.
– Ищу бесспорную истину, опровергаю ложные истины, выполняю приказ моего Наимудрейшего Наставника. Тебе нужна помощь?
Волк бросает свирепый взгляд.
– Не от таких, как вы!
Инту чуть пожимает плечами и переключается на юного нори-оки, который убирает окровавленную тряпку с раны, показывая больное место с детской доверчивостью. Лянчинцы не принимают пустынных кочевников-варваров всерьёз - но не Инту.
– И ты придёшь к истине, - говорит он, не слишком заботясь о том, чтобы пациент его понял.
– Свобода - часть истины, тебе повезло.
Я замораживаю ожоги девочке-рабыне, одной из тех, кого хотели сжечь вместе с бараком для выставляемых на продажу - и наблюдаю за Инту. Впервые вижу так близко легендарного синего стража: монах - крайне любопытная личность. Я представлял синих иначе.
Анну, похоже, доложили. Он подходит, мрачно смотрит на Инту, сидящего на коленях, сверху вниз.
– Тебя послал Дракон?
– Меня послал Наимудрейший Бэру, - говорит Инту, поднимая глаза.
– К рассвету я вернусь к нему, если на то будет воля Творца. На рассвете будет бой, Анну. Сюда перевезут пушки из Дворца, чтобы покончить с вами - думай, что делать. Творец глядит на тебя.
Анну протягивает руку, чтобы поднять Инту за одежду; монах отстраняется,
– Ты знаешь о... о северянине, который должен быть в Цитадели?
– спрашивает Анну.
Инту кивает.
– Северянин в Цитадели. Молись Отцу, Анну - скоро мы все узнаем истину, - и, повернувшись ко мне, спрашивает.
– Больше нет раненых, которым нужен именно я, Ник?
– Пока нет, - говорю я.
– Но лучше бы ты остался, если утром будет бой.
– Молись Творцу, - отвечает он.
– Прости меня. Мне надо уйти.
У него такой спокойный, строгий и непререкаемый тон, что никто, даже Анну, не возражает. Инту сворачивает своё имущество в торбочку, закидывает её на плечо и уходит в темноту. Его не останавливают.
Анну смотрит на звезду Элавиль, стоящую над луной в чёрных хрустальных небесах.
***
Бэру рубился с Киану, любимым спарринг-партнёром, не только братом, но и старым другом.
Невозможно всё время держать собственную душу на цепи: полутренировочные, полушутливые поединки по уставу Синей Цитадели уже незапамятные годы были признанным способом и выражения чувств, и нервной разгрузки. Единственным способом, впрочем. Единственным человеческим в жизни бойцов-ангелов, полезной тренировкой, простительной слабостью, обозначением братской любви.
Кроме боевой формы, особенно необходимой телу, начинающему забывать о юности, Бэру брал из этих боёв на палках или деревянных мечах и парадоксальную пищу для духа - особую близость душ, касающихся друг друга в миг, когда скрещиваются клинки. Спарринги превращали отношения бойцов между собой в нерушимую связь, бестелесную, но бестелесность синих стражей только очищала священный союз поединка от примеси похоти.
Киану вместе с Бэру пришёл в Синюю Цитадель. Они вместе из десятилетних детей, нелюбимых детей, отвергнутых собственными отцами, задёрганных, боящихся взрослых, мира и собственной тени, постепенно вырастали в синих стражей, обретали силу воинов и духовную любовь, не знающую страха. Их дружбе не помешала избранность Бэру; когда Бэру стал Наимудрейшим, а Киану - Наставником юных бойцов, их связь не ослабла, а продолжила углубляться.
Теперь чёлка Киану стала белой, и ямочки на щеках превратились в морщины, и его движения уже не были столь стремительны, как когда-то - да и Бэру не украсило время, но дети и подростки из воспитанников Киану наблюдали за их спаррингом восхищённо. Боевого опыта Наимудрейшего и Наставника вполне хватало на то, чтобы заменить гибкость и скорость юности - а приёмы боя, которыми старые драконы непринуждённо пользовались, и не снились молодёжи.
Их бою помешал посыльный. Он, правда, тактично остановился рядом с детьми, на краю мощённой плитами площадки, в зарослях мальв и плетистых роз - но Бэру заметил его и закончил поединок. Он ждал вестей.
– Новости, брат?
– спросил Киану, положив тренировочный меч и вытирая пот с лица.
Посыльный отдал почтительный поклон.
– Вернулись братья из Хундуна. С ними - северянин, о котором говорилось в... гхм... сообщениях Когу ад Норха.
– Очень интересно, - сказал Бэру, улыбаясь.
– Посмотрим.