Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Примерно в километре от стены, за месивом из убитых людей и лошадей, за опрокинутыми и просто брошенными пушками, за разбитыми повозками, за воронками от разрывов - правильным каре, неподвижным до ужаса, выстроены всадники. Сотни три, наверное, всадников - а с флангов их окружают так же неподвижно стоящие пешие солдаты. Все в синем, с лицами, прикрытыми капюшонами. И боевые кони под синими чепраками.
Просто - люди Синего Дракона стоят и ждут, что будет. Ждут момента или приказа вступить в бой - свежие силы Льва Львов, и, как говорят, лучшие бойцы Лянчина. И самые беспощадные.
И где-то среди них - хирург Инту, с его умными девичьими
Анну с чёрными синяками под ввалившимися глазами, облизывает губы, искусанные в кровь.
– Всё, Ник. Я думал, мы отбились - но пришли синие. Я надеялся - они не придут. Нет. Всё было зря.
– А Творец, Анну?
– вдруг говорит Марина.
– Что?
– он удивляется, поворачивается к ней всем телом.
– Что ты говоришь, сестра?
– Творец, Анну. Господь. Небеса. Молись, - говорит она тихо и страстно.
– Разве не это - последняя надежда правоверного? Ты ведь веруешь, Анну? Молись.
Анну смотрит на неё расширившимися глазами. Он поражён. А Марина рявкает на нас с Эткуру:
– Ну! Зовите силы небесные! Мы же правы, братья! Молитесь!
– и обращается к разгорающимся утренним небесам по-русски, страстным, почти фанатичным тоном, с огнём в горящих очах.
– Дядя Ваня, говорит резидент Санина, основание экстренной связи - операция "Знамение". Не обошлось. Свяжи меня с Юйти. Каскад готов? Ориентируйтесь на мой сигнал, объект - в полутора метрах от меня. Даю отсчёт. Десять, девять, восемь...
Наши вышвыривают верных за ворота - и останавливаются: теперь и они видят. Уцелевшие канониры Дворца заряжают пушки последними ядрами. Строй синих вздрагивает - и кони делают шаг.
Львята и волки смотрят на Марину - а Марина кричит в небо:
– Четыре! Три! Два! Давай!
– и воздевает руки.
И в прозрачной, ещё не выгоревшей небесной лазури вдруг ослепительно вспыхивает алое и золотое пламя, и восходящее солнце раскалывается радужным порталом - и из него собирается огромный и осиянный огненный лик лянчинского Творца, тонкий, мудрый и строгий, как на классическом храмовом барельефе, только живой. И все живые поворачивают головы, смотрят, щурясь, не в силах выдержать нестерпимого света - и падает тишина.
А Творец, голограмма, мираж, знамение, наше рукотворное чудо, простирает длань над Чанграном, над нашей крепостной стеной, над нашими головами, длань - размером с космический крейсер, и легчайший блик от её сияния скользит по нашим лицам - и белые цветы миндаля, или белый снег Кши-На, или манна небесная, сыплются с солнечных пальцев и тают, не долетая до земли. Цветочная метель над Чанграном, над городом без проклятия, над головой Анну, вставшего в рост, когда все остальные рухнули на колени или попадали ниц - цветы Анну, цветы Лянчина, цветы - общий для всех нги символ мира, любви и детства, цветы - древний и забытый сто лет назад, но снова принесённый на эту землю выстрадавшими его смысл бойцами с севера символ любящей женщины, будущего плода, материнства.
Видение, закончившее войну, держится минуты четыре-пять - и медленно растворяется в небесах. И солнце снова - только солнце, но всем понятно, что сам Творец смотрит из сияющего диска его, и все, наши, тамошние, синие, сломав свой совершенный боевой порядок - подходят к крепостной стене, задрав головы, чтобы попытаться увидеть Анну и высшую справедливость...
Высокого седого бойца, сидящего в седле, как мог бы сидеть пожилой эльф, и маленького светловолосого юношу в синем плаще...
***
Анну бы сбежал по лестнице вниз, и схватил бы коня за повод, и придержал бы стремя - но на него напал какой-то странный столбняк. Он только пожирал подъезжающих глазами и пытался уместить в голове то, что произошло.
Он чувствовал на себе взгляд Эткуру - почти благоговейный - и слышал, как волки под стеной выкрикивают его имя, но именно сейчас, когда вера получила абсолютное подтверждение, Анну веровал в высшие силы меньше, чем когда бы то ни было.
Если бы кто-нибудь рассказал Анну, что он своими глазами узрит лик Творца в сиянии славы - и, созерцая сей лик, будет прикидывать, каким механическим фокусом это сделано - ох, не поверил бы Львёнок ещё полгода назад. Скептиком его сделал Ар-Нель. Скептиком его сделала и лекарская наука Ника.
Ведьмаки, подумал он о Нике и А-Рин без малейшей неприязни, просто принимая очевидный факт, разве что - с некоторой иррациональной усмешкой. Убивать им вера запрещает, а колдовать - нет, помогли, чем могли. Кощунство? А Святой Совет - не кощунство?
Аргумент для синих. И вернули Ар-Неля.
Считать ли это краденой победой? Или - хороши все средства?
Внизу вопят: "Творец - за тебя, Анну!" - что ответить?
А если эти двое - или трое? может, и Ар-Неля надо считать?
– так уверовали в справедливость, что ИХ, а не Анну, истовая вера нарисовала этот лик на солнечном диске? Тогда - почему же ведьмаки?
Я ведь тоже веровал в справедливость. Я имел веры побольше, чем с семечко т-чень, так почему бы и моей вере не осыпаться лепестками с небес в тот момент, когда всё кажется конченным, подумал Анну, чувствуя, как каменный панцирь постепенно исчезает с сердца. А если - это мы все, а не только трое? Если - все мои женщины, если все преданные братьями и отцами волки, если все чангранские рабыни, если все обрезанные мальчишки, у которых не было детства и не будет юности, если все тени всех убитых - ТОГДА это настоящий лик?
Как я вообще могу сомневаться, вдруг чётко и ясно высветилось в сознании Анну. Как бы ни было создано это знамение, чьими бы молитвами, чьими бы заклятиями или проклятиями - выразило оно именно то, о чём, так или иначе, думали все.
Ар-Нель говорил, что верит в истину. И я верю в истину. А наша попытка исправить зло - это и есть истина. Точка.
Анну улыбнулся Эткуру и сказал:
– Пойдём вниз, брат. Нас ждут там.
И они спустились на площадь у дворцовых ворот, где ждали и синие, и мирские, и северяне, и южане, и целые, и раненые, и мужчины, и женщины - в одной толпе, а мёртвых покрыл освящённый самим Творцом миндальный цвет. Анну шёл - и бойцы касались его одежды, потерявшей цвет от копоти и крови, даже синие братья, которым устав не велит никаких праздных прикосновений. И в это самое время у городских ворот, отпирающихся на чойгурский тракт, стояла армия из Данхорета, успевшая к знамению, но опоздавшая в бой - и Нуллу-Львёнок не знал, что ему теперь делать: то ли уводить бойцов назад, попытавшись что-нибудь соврать, пока никто не опомнился, то ли сбежать прямо сейчас, дёрнув верблюда за кольцо в ноздрях - потому что вряд ли станут догонять.