Лестница к самому себе
Шрифт:
Когда ей исполнилось шесть, школа по-прежнему была чем-то ненужным и навязчивым, о чем не хотелось слышать. Книги пылились на полках, а музыка забирала все время. Я пригласила педагога по фортепиано для Альмы и Сары. Ровно месяц она смотрела за ними, обучала, а потом вынесла вердикт: у Альмы есть слух вместе с ленью и плохой памятью, а у Сары, наоборот, нет слуха, но с памятью и жаждой к работе все отлично. Поскольку Сара уже понимала, что такое ответственность и к чему-то стремилась, я оставила преподавателя только для Альмы. Каждую неделю мы с ней ездили в музыкальную
– Если ты хочешь добиться в музыке успеха, тебе придется научиться читать и писать, потому что память, о которой постоянно говорит преподавательница, вырабатывается именно так. А я устала, что мне все время выговаривают, какая ты ленивая. Ты стоишь на месте, Альма. Понимаешь? И все твои попытки заниматься музыкой, гимнастикой или чем-то еще в конечном итоге станут бесполезными, потому что никому не нужны неграмотные люди. Это даже просто неуважительно по отношению к людям, у которых тебе потом придется обучаться дальше.
В гимнастике действительно становилось все хуже и сложнее, но Альма не переставала заниматься. Да, она была упряма, и я не знала, как выбить из нее эту черту.
Наверное, в поисках решения Альма решила найти что-то новое, лишь бы не делать того, что ее заставляли – она начала рисовать, притом легко и непринужденно, хотя мне не нравились ее рисунки, и я честно ей об этом говорила. Она прислушивалась ко мне, поскольку видела, что я увлекаюсь живописью и коллекционирую произведения искусства. Я записала ее в изостудию. Кто-то, возможно, скажет, что это потакание капризам ребенка, который не может разумно мыслить, и отчасти это так, но я хваталась за любую возможность заинтересовать ее чтением и письмом. Ведь на всех курсах, где она побывала, дети могли не раз указать ей на ошибки и сделали бы это не так деликатно и бережно, как я, а жестко и безразлично, украсив это надменным смешком. Так можно было вызвать у Альмы желание к соревнованию, которое у нее как раз было хорошо развито.
– А тебе самой нравится, как ты рисуешь? – спрашивала я Альму, когда она в очередной раз приносила мне рисунки.
И тогда она начинала объяснять про цвет, свет и всю прелесть своих рисунков. Раз она сразу начинала оправдываться, становилось понятно, что она недовольна тем, что делала. Я мило улыбалась и целовала ее, ничего не отвечая.
Проблема с обучением чтению и письму решилась легко, когда я этого не ожидала. Я уже устала биться с дочерью, но решение пришло само собой.
Альма всегда просила читать ей то сестру, то брата, но в конце концов, их начало это раздражать и как-то Наирь сказал:
– Альма, учись уже читать и писать! Вот завтра тебе напишет письмо художник, ты тоже будешь кого-то просить, чтобы ответ написали? Тебя легко обманут в любом магазине, а ты и знать не будешь.
И тут Альма задумалась. Наконец-то я увидела долгожданный взгляд бойца, который возникал у нее при страстном желании достичь успеха. Чтобы окончательно закрепить результат, я как-то показала ей картину с подписью
– Что тут написано? – спросила Альма.
И тут я сказала заготовленную речь:
– Каждый художник рисуя картины, всегда пишет свое имя и год, когда он написал ее, чтобы потом когда пройдет время, и он будет выставлять работу на выставке, у картины была своя история. Все будут знать, что это именно он написал картину, которая понравилась зрителям, и потом будут искать картины того художника, станут его поклонниками, потому что будут знать, чье творчество они любят.
Альма глубоко задумалась.
– Мама, я не умею читать и писать. Как я могу понять, кто написал эту картину, прочти мне.
– Я не буду читать тебе, кто написал ту или иную картину. Сегодня я прочту, а завтра, когда ты пойдешь в музей, кто тебе там прочтет?
Она смотрела на меня, и ее мозг работал в бешеном ритме, она не знала, что придумать. Я наблюдала за ней и видела, как она сама себя загнала в тупик и бьется, как зверь в клетке. Молча она стояла минуты три, а потом, что-то решив, вышла из комнаты.
Через пару дней она смогла написать свое имя в зеркальном отображении.
На следующий день Альме пришло письмо – приглашение от преподавательницы по рисованию на праздник. Альма тут же побежала к Наирю, чтобы он зачитал текст, но он прочитал от себя:
– Ваша дочь до сих пор не умеет читать и писать. Примите меры, – и Наирь устало посмотрел на сестру. – Опять мама расстроится из-за тебя. Ну что ты за человек?
На самом деле в приглашении говорилось о том, что нужно подготовить и надеть, но уловка сына сработала. Альма заметно нервничала. Она поверила Наирю и не могла выкинуть из головы, что она отстает в чем-то, что кто-то ей недоволен, и таких людей становится все больше.
Через пятнадцать минут она уже просила меня научить ее всему, что было нужно. Я тихо ликовала.
Альма быстро освоила буквы, писать было не сложно, а вот читать у нее пока не получалось. Она путала буквы, меняла их местами, злилась, но продолжала. Ей нравилось рисовать, и в желании быть лучшей она захотела выучиться.
В изостудии объявили городской конкурс на тему «Мартовский кот». Альма естественно пожелала участвовать и нарисовала кота. Желтый жирный кот со смешными слегка безумными косыми глазами очень меня повеселил. Когда Альма показала мне его, я чуть не расхохоталась. Не поняв моих эмоций, дочка подумала, что мне как всегда не понравилось. Она посмотрела на свой рисунок и гордо сказала:
– А мне нравится! – и пошла вручать рисунок преподавателю.
День вручения призов подходил все ближе, но после очередной проказы я наказала Альму тем, что запретила туда идти. Она ревела, но увидев, что я не реагирую, пошла рисовать. Мы забыли про конкурс, а после выходных я привезла Альму на занятия.
– Почему вас не было? – строго спросила преподавательница, и мне стало даже как-то неловко.
– Альма провинилась, я ее наказала, – ответила я, а преподавательница вручила мне диплом, в котором крупными буквами было написано имя дочки.