Лестница в Эдем

Емец Дмитрий Александрович

– Вспомни судьбу этого особнячка. Губят не микробы, а собственность. И Арей придумал, что для сохранения меча тебе надо убить этого Гопзия? – уточнила Даф.

– Э-э… В целом, да.

– Чудно! Допустим: ты победил. Лигул отдаст твой меч кому-нибудь еще, и Арей, почесав в затылке, придумает, что с ним тоже надо драться! Гениально! Учитывая же, что тебя вырубил самый дохлый из тайских боксеров, когда остальные и подбежать-то не успели, тебя закопают еще до Нового года.

Но для Мефа сейчас важна была не логика, а меч.

– Я никому

его не отдам! Не будь занудой! – огрызнулся он.

Дафна кисло посмотрела на своего подопечного.

– Интересно, кто в большей степени дурак и зануда? Тот, кто сто раз в день повторяет: «Не хлопайте дверью!», – или тот, кто продолжает хлопать?

– Я склонен рассматривать оба варианта.

– Этот твой Арей – глупый солдафон! – продолжала кипеть Дафна. – Его девиз: если не хочешь, чтобы день прошел впустую, – отруби кому-нибудь голову. Путь самурая, мол, – это путь смерти, и всякая прочая мелкодемоническая лажа для зомбиков-самоучек!

– А разве путь света не такой?

– Даже близко не такой. Путь света – дарить жизнь, учить любви и истине. Если надо – погибнуть за это, спокойно, без сомнений и без ощущения совершения чего-либо героического. Но не стремиться к смерти как к цели и тем более не считать трупы, как это делает твой Арей, – произнесла Дафна убежденно.

Мефа поразило, что она даже не страховалась рунами, точно не опасалась, что здесь, в питерском особняке мрака, их подслушивают даже стены.

– А он их считает? – спросил Меф озабоченно и тотчас сам понял, что да, не исключено. Если Арей знал, сколько побед одержал Гопзий, значит, и число собственных побед было ему известно.

– Они все считают, – сказала Даф. – Это только кажется, что у мрака романтика. На самом деле – это подлейшая и скучнейшая из всех бухгалтерий. Все эйдосы в дархе у каждого стража десятки раз пересчитаны и учтены. Что такое, допустим, «трехсотэйдосный» страж? Что-то гордое и сильное? Ничуть! Это страж, отнявший жизнь у трех сотен людей, в том числе у стариков, женщин, детей, и мучающий их непрерывно в вечности.

– Думаешь, я сам этого не понимаю? – спросил Меф.

– Что толку от твоего понимания, если ты знаешь, а все равно позволяешь ловить себя на «слабо»? А если Арей велит тебе перебежать шоссе с завязанными глазами – побежишь? – отрезала Даф.

– Да нет. Я бы не побежал! Ни за что!.. Пусть ищет другого камикадзе. А сколько там полос? Движение сильное? – машинально прикинул Меф.

– Тьфу ты! – рассердилась Даф. – Правду про вас Шмыгалка говорила: «Если хочешь, чтоб побольше людей через покрашенный забор перелезло, повесь табличку: „Перелезать запрещено!“

Вспомнив о чем-то, она озабоченно добавила:

– Я, кажется, слышала об этом Гопзии от кого-то из наших.

– И?..

– Что «и»?

– Он хороший боец? – жадно спросил Меф, уже заведший себе внутреннюю папочку под названием «Гопзий», в которую собирались все возможные сведения.

– Да вроде как трусом его никто не называл. Гопзия

считают одним из фаворитов Лигула. Он один из «рубак», но Арей его не любит за то, что он принимает от Лигула подачки. Но Гопзию на мнение Арея плевать. Арей – воин по своей сути. Он дерется просто потому, что иначе не может. Гопзий же, он больше как скучный профессиональный боксер, который поначалу всегда долго ломается, чтобы получить гонорар побольше. Потом кривляется перед камерой, прыгает, разминается, позволяет массировать себе плечи и все такое… Затем, правда, дерется, и дерется хорошо. Вот Лигул и приманил его твоим мечом.

– Интересно, что заставляет таких, как Гопзий, рисковать головой? Неужели одна только выгода? – задумчиво спросил Меф.

– Я тоже об этом как-то размышляла. Для «светлого» бойца – это необходимость благой жертвы, преодоление себя, потребность спасти кого-то, защитить. Если он при этом останется в тени – даже лучше. В транспорте «светлый» сколько угодно позволит топтаться у себя на пальцах и даже измазать мороженым свою куртку. Еще и сам попросит прощения, что испортил чужое мороженое. Для «темного» – это азарт, вызов, потребность стать первым, подмять других, поплясать на костях и всякое такое. Жажда броского поступка и скрытое желание смерти тоже не исключены.

– Про скрытое желание смерти – это ты про Арея? – напрягся Меф.

– Возможно. Да только Арей не хуже меня знает, что смерти в значении черной пустоты нет. Для темного стража смерть – слияние с мраком. Одна бессмысленная, непрерывная, неисчерпаемая и необъяснимая мука. Знаешь простое правило? Не всякий копающий ловчую яму и устанавливающий на дне деревянный кол желает в нее провалиться. Но всякий копающий проваливается.

* * *

Меф и Дафна спустились вниз. Не зная дома, они с непривычки заблудились в лабиринте комнат и лестницу, мраморным завитком спускавшуюся вниз, нашли не сразу.

Улиту они обнаружили внизу, в столовой. Секретарша в одиночестве сидела за длинным, накрытым белой скатертью столом и разрывала руками холодную, в белых пятнышках жира, индейку.

– Привет нокаутированным! – приветствовала она Мефа. – Отгадай, кто тебя вчера наверх отволок? Думаешь, Арей или светлая? Держи карман шире и двумя руками! Я!!!

Мефу не хотелось вспоминать о своем ночном унижении.

– Ты уже завтракаешь? – спросил он.

Улита перестала жевать и бросила в него ножкой индейки.

– Обижаешь! Пока что ужинаю! Время завтрака еще не наступило, – сказала она.

Меф легко увернулся от ножки, попутно отметив, что у него слегка закружилась голова. Похоже, без легкого сотрясения мозга все же не обошлось. Он знал, что Улита любит ужинать долго и упорно, до победного конца. Первый ужин был у нее часов в шесть вечера. Второй в полночь, когда скрипуче били часы. И, наконец, последний плавно соприкасался с ранним завтраком, в свою очередь перетекающим в целую серию обедов.