Леся и Рус
Шрифт:
И ответ приходит сам. С серебром в некогда черных волосах, холодным взглядом и циничной усмешкой на красивых губах. Руслан Огнев. Мое так и не забытое прошлое.
— Ну здравствуй, Ксанка, — говорит он, но в его голосе ни тени мягкости, только насмешка и что-то еще, что я никак не смогу без него разгадать. И не пытаюсь. Зачем? Сам расскажет, зачем пришел и как добился свидания.
— Здравствуй, Пепел, — возвращаю ему так же насмешливо, хотя дрожь выбивает чечетку моими зубами, намеренно называя его прозвищем из прошлого. Но он не реагирует, оставаясь по-прежнему
— Ну как тебе в моей шкуре, Ксанка? Понравилось?
Глава пятая: Леся.
Холодные слезы над городом.
Рубашка мокрая липнет к телу.
Так холодно…
Мила Нитич «Холодно»
Тринадцать лет назад.
Небо пухнет грозовыми тучами. Сизые, они нависают над городом, давят. Цепляются за крыши многоэтажек. Выпускают острые стрелы ослепительных молний. И гром дрожит в стеклах витрин.
Я бреду по набережной, не разбирая дороги, не видя никого перед собой, только взгляд.
Тусклый, неживой...и собственный голос:
— Рус, миленький, это я… — шепчу, обняв его бледное лицо. — Руслан…я… — голос подводит, и я просто смотрю в черные глаза, пытаясь найти хоть каплю прежнего Руслана.
— Александра, не нужно… — голос врача отвлекает, рвет ниточку. И я хватаю ее в последний момент, тянусь, ища его. Мне нужно. Очень нужно. — Александра…— кладет руки на плечи, поднимает.
И когда я уже на ногах, сильные пальцы обхватывают запястья. Вздрагиваю, схлестываясь с чернильным взглядом.
— Рус… — выдыхаю, падая на колени напротив него. А он смотрит, выворачивая наизнанку, и тянет на себя. Больно. И я всхлипываю, пытаясь вырвать свои руки из его мертвой хватки. Но куда там. — Руслан, мне больно…
— Больно… — повторяет он с ухмылкой на мертвенно-бледном лице. — Нахера явилась? Посмотреть на свою работу?
— Я...нет...прости, я…
— Прости? Прости?! — шепчет, но в его тихом голосе столько ярости, что меня колотит, и идея прийти к нему не кажется уже правильной. Но у меня нет выхода. Я должна ему сказать. — Иди нахер со своим прости, дура. Вали отсюда, — рычит, отталкивая. Я падаю на пол. Доктор подхватывает, но я выворачиваюсь из его рук.
Пусть это унизительно, но мне плевать. На все плевать. Я ползу к нему на коленях и не боюсь, даже если он пнет меня ногой. К черту гордость!
Он не пинает, опускается рядом и ловит меня в объятия.
— Прости меня, пожалуйста. Я...я виновата. Сильно виновата, Рус, — всхлипываю. — Но я...я…
— Не надо, — и по волосам гладит, как маленькую. А я отрываю заплаканное лицо от его груди и понимаю: нет его больше. Одна оболочка. И внутри черная дыра размером с космос. Выть хочется, потому что прав был доктор, сказав, что он действительно болен.
Склоняет голову
— Уходи… — хрипит, вдруг напрягшись всем телом. — Вон пошла, кому сказал!
И швыряет так сильно, что у меня звенит в ушах и плывет перед глазами. На этот раз доктор сгребает меня в охапку и выталкивает из палаты.
И дикий смех нам шлейфом. Холодящий позвонки, сводящий с ума, рвущий барабанные перепонки. И меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Страшно впервые до одури. Все внутри цепенеет от этого смеха. Словно демоны вылезли из всех щелей, терзая невинные души. Только поэтому я позволяю увести себя.
Но за порогом я все-таки вырываюсь и приникаю к двери. Санитары обходят Руслана по широкой дуге, заламывают руки, впечатывают лицом в пол. Я кричу, чтоб его не трогали. Молочу кулаками по двери, но никто меня не слышит. У одного санитара шприц и он ловким движением всаживает иглу в плечо.
Руслан взвинчивается смерчем в мужских руках, с нечеловеческой силой отшвырнув санитаров от себя. Рвет к двери, находит мой взгляд.
—Все правильно, слышишь? Я выродок. Псих. Мне нельзя жить в обществе. Все правильно. Но я не убивал, слышишь? Никого не убивал, Ксанка...
И ладонью по окошечку, ловя мои пальцы на стекле. А через мгновение его скручивают. На этот раз он не сопротивляется, потому что взгляд тухнет, затягивается туманом. И сам он стирается будто, сникает. Отшатываюсь от двери, поддерживаемая доктором.
— Я же говорил, Александра, что это бесполезно, — вздыхает доктор, имени которого я и не вспомню. — Завтра он…
Но я не дослушиваю, возвращаюсь обратно. Бью ладонью по окошку. Я ведь так и не сказала ему. Он вскидывает голову на звук и смотрит сквозь меня, а я падаю на колени. За грудиной горит так, будто меня отпинали, и во рту вкус крови. Я опоздала. Снова опоздала. И ничего уже не исправить.
Прихожу в себя на кушетке в кабинете доктора. Не помню, как тут очутилась. Ничего не помню, только чёрное ничто в глазах Руслана. Только пепел вместо огня. Там, где больше нет души.
— Как вы себя чувствуете?
Глупый вопрос. Ненавижу их и мнимое сочувствие в голосе. Как будто этот доктор сам не видит, как я себя чувствую. Сажусь на край кушетки. Ногами нащупываю кроссовки.
— Прежде чем вы уйдете, я хочу вам кое-что показать.
Он терпеливо ждёт, пока я всуну ноги в кроссовки, усаживает в свое кресло перед монитором компьютера и включает видео.
Это просто один день из жизни Руслана в этой клетке. Один день боли и отчаяния. Один день…
И мой мир крошится, когда я смотрю на кран. Реальность идёт трещинами. Я слышу ее хруст под мерными шагами Руслана. Вижу, как она истекает кровью, как его тело.
Вижу, как он режет себя пластмассовой ложкой. Как рвет одежду, с воем катаясь по полу. Как грызет себя, словно дикое животное, попавшее в капкан.
А потом доктор показывает ещё одно видео, и ещё...и ещё...все те три месяца, что Руслан здесь. Три месяца жуткого, никем не придуманного ада. И стылый взгляд в самую душу…