Летаргия. Уставший мир
Шрифт:
– Доброе утро! – Вешников поднялся со стула, вежливо улыбнулся, но при встрече с грозным взглядом собеседника сник и опустил глаза. – Да, последний.
Он с сожалением перечеркнул единственную белую палочку на меловой доске, обозначавшую подвешенный кофе – какой-то редкий посетитель решил проявить щедрость и заплатил за две кружки: себе и незнакомцу. Дальше бариста начал неторопливо и осторожно готовить напиток.
Логарифм прошёлся вдоль полок с книгами. Взял одну, полистал. Ева бросила на него короткий
– Желаете что-нибудь ещё?
– Смотря что вы готовы мне предложить.
– Завтрак. Пирог с брынзой, крендель с маком или круассан.
– Три… – пробормотал Логарифм. – Три продукта.
– Что вы говорите?
– Три или пять. Можно ли считать мак и брынзу как отдельный вид или правильнее будет классифицировать…
– Я вас не слы-ышу! – пропела хозяйка.
Он ничего не ответил, уселся за столик, уставился в книгу и принялся читать, шевеля губами. Ева взглянула на мужа – тот только недоумённо пожал плечами и понёс кофе посетителю.
Тут колокольчик снова тренькнул, и с улицы в кофейню вошла гигантская газета. Вешников моргнул и только через секунду понял, что перед ним не газета, а сутулый старик в пожелтевшем от времени плаще с росписью из печатных букв, бегущих по рукавам и полам.
Старик, похожий на древнего карабкающегося богомола, взбирался по ступеням медленно, опираясь на деревянную трость. Пригладил ладонью жидкие седые волосы.
Никанор Степанович Саблин заходил в кофейню раз в неделю, перед встречей с хором ветеранов. С самого первого дня знакомства он представился хозяевам кофейни бывшим военным лётчиком. И хотя этого гостя супруги знали и любили, он был совсем не тем клиентом, который помог бы им покрыть ежемесячную аренду помещения.
– Доброго! – бодро поздоровался старик, стуча тростью об пол, и Роман Вешников заметил треснувшую ручку, обмотанную изолентой. Бывший сомнолог вздохнул: вот кому нужно было отдать подвешенный кофе.
– Мне как обычно, сынок.
Вешников засуетился у стойки, начал радостно забивать рожок молотыми зёрнами. А Никанор Степанович извлёк из кармана потёртый бумажник и принялся отсчитывать мелочь.
– Как ваше здоровье? – спросила Ева. Она поднялась с места, подошла ближе и отодвинула стул, чтобы ветеран мог сесть.
– Представь, милая, каждый день я встаю как будто с похмелья, хотя ничего не пил накануне. Тело моё чувствует себя так, словно вчера я сотню раз входил на моём Иле в штопор. Но жаловаться нет смысла, когда половина твоих дружков уже в могиле. Лучше уж ковылять понемногу, чем кормить червей.
Логарифм хохотнул, почесал бороду.
– Старость – похмелье молодости. Забавно, забавно… – сказал он себе под нос, не отрывая глаз от книги. – Даже если разваливаешься на части, лучше существовать, чем исчезнуть…
Вешников нахмурился и окинул
Однажды Ева сказала мужу, что Никанор Степанович неплохо сохранился и довольно активен для своих лет. Вешников возразил, мол, такие люди особой закалки – чего уж тут удивительного? Вот и Логарифм как будто бы в чём-то подозревал этого замечательного человека.
Ева вернулась к вязанию, застучала спицами.
– Когда следующее выступление?
Старик отхлебнул горячий кофе, довольный, погладил себя по бритой щеке.
– В конце месяца. Собираемся грянуть «Смуглянку», дочка. Для подрастающего поколения.
– Снова выступаете в школе?
– Угу.
Логарифм цыкнул, ухмыльнулся.
Ева опустила спицы.
– Что вас так смешит?
– Скорее, кто. Современные школьники, – немедленно ответил бородач. – Завучи и учителя приведут их в актовый зал и заставят целый час слушать старые песни. Им нужно будет делать вид, что всё это очень интересно, а в голове одна мысль: «Побыстрей бы отсюда сбежать».
Ева поморщилась, а Никанор Степанович, кажется, впервые заметил, что в кофейне ещё кто-то есть.
– Эти песни помогли выиграть войну! – вмешался Вешников, опершись на стойку и недовольно сопя.
– Войну помогли выиграть технологии, – сухо заметил Логарифм.
Саблин неожиданно легко повернул к нему седую голову.
– Технологии создают люди, – хрипло сказал он, и в кофейне на мгновение возникла тишина. – А людям нужны песни. Мне были нужны песни, пока я воевал…
Логарифм неторопливо поднялся. Со стуком поставил на полку книгу. Сказал не оборачиваясь, но достаточно громко:
– Вы из другого теста. Люди стали другими. Они устали от развлечений, они пресыщены. Их давно пора чем-то встряхнуть.
– Вы судите по себе, молодой человек?
Логарифм криво улыбнулся, пригладил бороду и быстро пошёл к выходу.
Саблин буравил взглядом его спину, и только когда дверь захлопнулась и фигура с большой головой исчезла за окном, сказал:
– Да кто он такой. Чем занимается?
Вешников тяжело вздохнул:
– Если бы мы знали, Никанор Степанович.
– Если бы мы знали, – поправила Ева, – легче бы не стало.
Колокольчик снова звякнул, и в следующую минуту в кофейне разом сделалось тесно. Женщина с пышным бюстом и облаком кудрявых волос на голове вошла в двери, таща за собой весело галдящую малышню.
Двое мальчишек, одинаковых как две капли воды, шмыгнули вперёд к буфету, где за стеклом красовались пирожные. Девочка, по-видимому их сестрёнка, хотела погнаться за ними, но мать успела её удержать.
Видно было, что оделась посетительница кафе наспех. Детки застёгнуты на все пуговицы, а вот на себя ей, похоже, времени не хватило.