Летающая Тэкла
Шрифт:
В лагере находилось двадцать четыре мутанта. Число присутствующих Еврипид Тангалаки умел определять с первого взгляда. Почти все – воины. С ними еще мозгляк какой-то. А вон тот мутант, в плаще, что кормит мозгляка с ложки, как младенца, – почти наверняка женщина.
И… Кровь застыла у Еврипида Тангалаки в жилах. Он прищурился, надавил пальцем на глазное яблоко, трижды плюнул себе в ладонь – видение не исчезало.
Патриций!
Нет, Еврипид Тангалаки, нет, родимый, это не охотники из Аквинка по твои бедовые головушки; это – долгожданная удача, да прямо в твои загребущие
Тангалаки еле слышно простонал сквозь стиснутые зубы – чувства так и распирали его. Он перекатился на спину и прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями.
Патриций. Здесь, в Арденнском лесу.
Ах, девица-красавица, банкирская дочь, ты и сама не знаешь, как тебе повезло! Какой генетический материал заготовит для тебя добрый Тангалаки. И можно будет, не опасаясь последствий, никуда не уезжать, остаться после свадьбы и после родов. Есть-пить с золотых блюд, получать подарочки. Потому что теперь патриций настоящий, не подделка. И вытяжка будет настоящая. Счастливый дед-банкир осыплет Еврипида Тангалаки алмазами, а слава благодетеля мутантов тайно разбежится по всей Ромарике, доберется до Гардарики – деньги можно будет грести лопатой…
Ну все. Пора действовать. По-умному. Тангалаки решился – открыл глаза и тотчас же встретил чужой взгляд. Вот так дела! Пока он плавал в сладостной, ослепительной грезе, его выследили. Чужие глаза были желтые, внимательные.
– Ну что ж, вылезай, – проговорил голос как-то весело, легкомысленным тоном.
Еврипид выбрался из-под куста и встал, отряхиваясь.
– Мир вам, честные мутанты! – затараторил он. – А гляньте-ка лучше на мои таланты! Есть ленты, плетенье, всякое украшенье…
– Фью, – еще более развеселился желтоглазый. – Коробейника словили!
Приседая и на ходу загребая ногами, как бы выплясывая, Еврипид Тангалаки шел, ведомый под руки, прямо к заветной цели – к патрицию. Не переставая лепетать что-то про бусы-перстенечки – бессвязное – он быстро косил глазами, оценивал обстановку. Пока ничто не говорило о том, что путешественники настроены враждебно. Они, скорее, забавлялись.
Ну вот и патриций. Фу ты, Тартар, вот это, с позволения сказать, фигура! Плечи соразмерные, прямые, шея стройная, лицо правильное, симметричное – ни одного пятнышка, ни одного прыщичка. И руки – пальчик к пальчику, ноготок к ноготку, а на мизинце маленькая печатка, плоская золотая кроха – Тангалаки даже умилился, как ладно она сидит на этом совершенном мизинце.
– Э… – выговорил патриций и посмотрел поверх голов Тангалаки на желтоглазого. – А это что такое?
Тут Еврипид не сплоховал – бойко пал на колени и с подвывом, «по-народному», представился:
– Жизнь моя – как у бездомной собаки, а звать меня Еврипид Тангалаки. Молю твое ясновельможество: воззри на мое убожество!
Патриций медленно повернул голову в сторону другого мутанта-стража, и Еврипид Тангалаки немедля ощутил два быстрых тычка под ребра, нанесенные с великим искусством.
– Ой! Ой! – вскрикнул
– Чем он промышляет? – опять обратился патриций к желтоглазому (настоящее имя этого брата было Одилий).
– Я ничтожный коробейник, – пробормотал Еврипид Тангалаки. А сам втайне затаил злобу.
И снова – бух! бух! – по ребрам.
– Пусть перестанет врать! – велел патриций брату Одилию.
– Ай-ай! – завопил Еврипид Тангалаки. – Я честное слово торговец! Косметические товары… И разные услуги – письма, посылочки…
– Другое дело, – молвил патриций. И благосклонно кивнул желтоглазому. – Скажи ему, кто я.
– Перед тобой, жалкий мутант, – патриций Вальтер Эмилий Павел из Гланума, – возгласил брат Одилий таким голосом, что у Тэклы, которая внимательно следила за допросом незнакомца, ледяные муравьи побежали по коже. – И он не нуждается в косметических товарах!
– Разумеется, – забубнил Тангалаки, так и стреляя глазами. – Но, может быть, кто-нибудь из свиты… заинтересуется… Вижу, с вами путешествует также домина… Для домины у коробейника всегда сыщется что-нибудь занятное…
«Он обо мне», – сообразила вдруг Тэкла, и ей сделалось неприятно, как будто кто-то подсмотрел в окно ее комнаты.
Вальтер Эмилий Павел холодно произнес:
– Пусть торгует своими безделушками, если мои мутанты захотят иметь с ним дело.
Еврипид сразу приободрился и обнаглел. В живой голове у него словно бы запрыгали пестрые кусочки сложной головоломки, складываясь то в один узорчик, то в другой; в мертвой же ссохшейся головке было темно и покойно.
Для начала Тангалаки снял со спины короб и уселся на землю, скрестив ноги. На свет явились брошки из раковин; мужские браслеты – железные, с воинственным орнаментом в форме шипов; сплетенные, как змеи в брачный период, пестрые ленты; помады, уложенные в коробку из-под ампул для инъекций; дурнопахнущее масло для рощения волос и другие сокровища.
Тэкле, скрытой капюшоном, мечталось, что братья сейчас разбросают все эти ненужные предметы по траве, растопчут их ногами, а нахального Еврипида выгонят вон. Но ничего этого не произошло. Мутанты сгрудились вокруг Еврипида и принялись рыться в украшениях, пробовать карандаши для маскировки дефектов кожи и маленькие шиньоны из ненатуральных волос – чтобы скрыть плеши. Тангалаки сделался сердечен и заботлив, внимательно, впрочем, следя за тем, чтобы никто не прикарманил какую-нибудь мелкую вещицу.
– Попробуем для сравнения, – уговаривал он брата Иммо купить снадобье для улучшения кожи. – Смотрите: я намажу вам кремом половину лица… Идеально разглаживает морщины по меньшей мере на девять клепсидр… Эффект сразу.
Брат Иммо охотно подставил силиконовое лицо и зажмурился. Прочие сгрудились вокруг, наблюдая с интересом за ловкими манипуляциями Еврипида Тангалаки. А тот ворковал:
– Знаете, опробовано. Один мутант много лет страдал от сморщенности кожи. Его все принимали за старика. Нам-то, пожившим, это, конечно, было бы безразлично, а каково-то молодому? Кровь так и поет в жилах, охота погульбанить, найти себе подругу – а тут… Эх! – Он нанес на щеку брата Иммо тонкий мазок и осведомился: – Щиплет?