«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2
Шрифт:
После осмотра стабилизатора и его крепления комиссия не нашла никаких отклонений и приняла решение допустить самолет к тренировочным полетам. Летала она вплоть до моего ухода из дивизии в середине 1952 года, а может быть, и позднее. Вновь прибывавшие летчики, летая на этой спарке, наверняка не знали, сколько мороки летом 1947 года она преподнесла инженерно-техническому составу. В то лето я по указанию Корзинникова выполнил несколько полетов на самолете По-2.
Наиболее интересным и продолжительным по времени заданием, которое мне довелось выполнять в то время, была командировка под Горький на аэродром Сейм, в Центр, где проводилось переучивание истребителей с поршневых машин на реактивные Як-15 и МиГ-9. Управлением боевой подготовки ВВС разрабатывалась методика боевого
В том, что они хорошо справятся с поставленными перед нами задачами, я был уверен. И как позже убедился – не ошибся. Отработкой приемов воздушного боя руководил лично начальник центра полковник Акуленко. Впечатление от общения с ним было не из приятных, прежде всего из-за грубого обращения с подчиненными и невежества, но тогда это было свойственно многим начальникам, занимавшим подобные должности. Меня удивило его отношение к одному летчику-истребителю, прибывшему из Кубинки в звене А. Громова, которого он знал ранее. Как только он увидел его, то приказал старшему группы отправить его назад и заменить другим. О самолете Ил-10 истребители имели смутное представление. Они думали, что он мало чем отличается от Ил-2 и сбить такой маломаневренный неуклюжий самолет не представляет труда. С таким настроением они полетели на первый групповой воздушный бой. Однако тут же убедились в ошибочности своих предположений, наивно полагая, что мы будем лететь только по прямой.
Конечно, атаковать такой самолет особого труда не представляло – заходи сзади и работай себе в спокойной обстановке, как при стрельбе по конусу. Но мы на фронте так не летали и по прямой никогда не ходили. Увидев истребителей, сразу начинали маневрировать. Точно так же мы действовали и сейчас. Маневрирование по курсу сочетали с виражами и, конечно, с изменением скорости, чем еще больше затрудняли прицеливание истребителям. Все их атаки оказались безуспешными. Это показала дешифровка пленок фотопулеметов, включавшихся синхронно с оружием. За нашими полетами с земли наблюдал Акуленко. «А чего это вы начали выделывать выкрутасы, а не шли по прямой?» – спросил он у меня. «Я пилотировал так, как на фронте при появлении истребителей, иначе тут же собьют». – «Ну, значит, так нужно», – спокойно отреагировал полковник.
Не так-то легко было взять на мушку и поршневые «лавочкины». Громов, Уницкий, Титаренко и Крамаренко это доказали. Более маневренные Як-15, пилотируемые майорами Овчаренко и Кочетковым, еще сумели зайти в хвост «лавочкиным», а летчики эскадрильи майора Князева на Миг-9 не сумели этого сделать ни разу. В маневре поршневые явно превосходили их. Летали мы больше месяца, и за все это время «илы» ни разу не попали в прицел истребителей. Полковник Акуленко начал психовать: «Как же это так? Столько полетов, а на пленке ни одного «сбитого» штурмовика». На разборе полетов он спросил у меня: «Кто вы на самом деле – штурмовики или истребители? Я знаю, что штурмовики летают по-вороньи, а вы похожи на истребителей. Я ведь просил прислать штурмовиков». Пришлось представить ему каждого летчика. Я сказал, что, если он пожелает, пусть побеседует с любым и спросит, летал ли он на истребителях. О себе я умолчал.
Просматривая очередную пленку, начальник фотолаборатории капитан-инженер, пришедший в Центр через несколько месяцев после окончания инженерной академии, увидел на ней какую-то точку, скорее всего обычное пятно, показал ее Акуленко и говорит: «Смотрите, на этом кадре есть самолет». Тот приказал отфокусировать его и, посмотрев на кадр, буркнул что-то про себя, а потом, почти крича, говорит: «Ты за кого меня принимаешь! Неужели я не отличу кляксу от самолета. Прислали мне из академии горе-инженера. Я тебя отправлю назад и попрошу, чтобы таких дураков мне больше не присылали. А за такую
Перед очередным полетом на одиночный воздушный бой начальник воздушно-стрелковой службы Центра майор Кочетков говорит: «Ты походи по прямой, не маневрируя, я тебя засниму на пленку, надо для отчета показать нашу работу. Сделать так подсказал Акуленко, а то, сколько летаем, а на пленке нет ни одного снимка «ила». Чтобы полностью удостовериться, как лучше вести бой один на один с Ил-10, Акуленко лично собрался слетать со мной на Як-15. С неделю мы ждали подходящей погоды, но так и не дождались. В октябре нас отозвали в Туношное. Предстояла подготовка к ноябрьскому параду, и мы всем полком должны были перелететь под Москву на аэродром Люберцы. Летчики группы были довольны полетами на отработку воздушного боя, хотя все мы, за исключением Попкова, много раз вели настоящие бои на фронте. Но те бои были в большинстве случаев скоротечные, а иной раз сумбурные, не проигранные заранее на земле. К этим же, учебным, готовились заранее на земле, в полетах отводили душу и получили определенный опыт.
Эти полеты показали, что в «Кypc боевой подготовки штурмовой авиации» необходимо включить упражнения на отработку воздушного боя между штурмовиками и истребителями. Мнение летчиков по этому вопросу было единое. Его мы высказали, но, как помнится, по непонятным для нас причинам оно не было введено. Скорее всего, кто-то или не обратил на него внимания, или посчитал наше мнение не очень убедительным. Прилетев в Туношное, Полина сообщила, что наконец нашла комнату в самом селе – теплую пристройку к жилому дому, в которой у хозяйки-старушки ранее стояла корова.
Переезжать в такую квартиру сразу без капитального переоборудования было нельзя. Полина находилась на последнем месяце беременности. Оставшееся до перелета время все свободные от службы минуты я в одиночку занимался ремонтными работами. В эти же дни в Ярославле Полина родила дочь. Новорожденную Валю везли из-за позднего прихода машины в темноте, вслепую, без света. В фapax отсутствовали лампочки, что в те времена являлось обычным явлением. Надо отдать должное мастерству шофера: он ехал в абсолютной темноте осенней ночи на ощупь. По приезде в Туношное я поместил жену с дочкой на новой квартире с незаконченным ремонтом. Там она и жила, терпеливо ожидая нашего возвращения из Люберец.
К воздушному параду я готовился впервые. Летал в головной девятке правым ведомым рядом с командиром эскадрильи. Во время тренировок мы сделали несколько пролетов над Кремлем. Смотреть на землю нам не разрешалось – такая была установка, чтобы не отвлекаться и тем самым не нарушить строй самолетов. Подготовились к параду отлично, да иначе и быть не могло, поскольку для этого подбирались лучшие летчики ВВС. Но, как это уже бывало и раньше, в нужный момент подвела погода.
Сплошная низкая облачность, повисшая над самыми крышами, из которой временами сыпал мокрый снег, не позволяла нам продемонстрировать свое мастерство перед народом, гостями, правительством. В ожидании команды на вылет мы просидели в кабинах с половины девятого утра до трех часов дня. В готовности к полету находились на аэродроме и на второй день праздника до часа дня, и только после обеда поступила команда на отбой. Все праздничные дни нам из расположения казарм отлучаться не разрешалось, никаких увеселительных мероприятий не проводилось, и впоследствии рабочие дни ничем не компенсировались.
Зимой, как и летом, я много летал на По-2 по разным делам. Чаще всего приходилось летать на полигон: руководить работой летчиков, контролировать результаты бомбометания и стрельб. Об этой работе я потом докладывал на разборах полетов. В один из таких прилетов была неважная погода, и на боевых машинах полеты не выполнялись. Начальник полигона, в прошлом боевой летчик, списанный с летной работы по здоровью (он горел в самолете при выполнении боевого задания), попросил меня покатать на самолете его детей. Отказать бывшему летчику нашего полка я не мог. По рации сообщил на КП полка, что работу на полигоне прекращаю и возвращаюсь домой. Посадил в машину Калашникова и полетел с ним в его деревню.