Лети на свет
Шрифт:
— Но ты здесь живешь? — все же спросила я, чисто чтобы понимать, на что подписалась.
— Здесь живет мой старый друг, Мак. Он гений стейков, и мы с тобой идем к нему в гости.
— Ничего себе у тебя друзья, — хмыкнула я и опустила взгляд на свой несколько измятый и забрызганный лондонскими лужами брючный костюм. — Боюсь, я неподобающе одета для визита к сэру миллионеру.
— А ты, оказывается, та еще колючка, — хмыкнули мне на ушко и обняли, прижав к себе. — Вообще-то Мак не сэр, не миллионер, и квартира не его. Он тут служит.
— И
— Ему плевать. И вообще, сегодня тут нет никаких сэров. Только мы с тобой вдвоем, и это наша пещера и наш мамонт.
— Мамонт? — я совершенно перестала понимать этого мужчину.
— Ага. Вкусный, сочный мамонт. Жареный!
— Ох… — теперь я рассмеялась. — Ты добыл для меня мамонта! Ты — супергерой!
— Да, я такой! — гордо заявили мне и, побив себя кулаком в грудь, издали победный клич.
На весь чинный, пафосный, сонный Найтсбридж.
— Ты ненормальный! Сейчас в тебя прилетит закуска к мамонту. В горшочке.
— Петунии, что ли? — Он критически осмотрел кованые балконы, кое-где украшенные живыми цветами в горшках и кадках. — Они невкусные. Так что пошли, пока мамонт не остыл.
И, пикнув брелоком сигнализации, он повел меня к ближайшей двери с бронзовой табличкой. Что было на ней написано, я не разглядела. Какие к чертям таблички, когда рядом такой мужчина! Я смотрела на него и только на него. Даже не сразу поняла, что дверь ведет не в общий подъезд, а сразу в квартиру. На три этажа квартира, что ли? Вот это я понимаю, живут некоторые сэры. Небось у них в гостиной можно играть в гольф.
9. Лиза
Тот же вечер
На звонок открыл мужчина, чертовски похожий на Дживса. Еще из-за двери он удивленно спросил:
— Милорд?..
— Да нет, это всего лишь я, Джей, — ухмыльнулся мой незнакомец.
О, теперь я даже знаю, как его зовут! Потрясающий прогресс в отношениях.
— А, Джей… — протянул Дживс по имени Мак. — Добрый вечер, мисс.
— Добрый вечер, Мак, — улыбнулась я, не понимая, как себя вести с этим чопорным господином.
Как-то не очень вязалась строгая физиономия английского дворецкого, или кто он тут, и дружба с байкером, перебудившим кличем Кинг-Конга половину местных снобов.
— Познакомься, Мак, это Рейнбоу. Ей тоже нравится, как пахнет твой стейк.
— Очень приятно, мисс Рейнбоу, — все с той же каменной мордой кивнул Мак. — Э… Джей, я что-то устал. Пойду спать. А вы ужинайте. Чувствуйте себя, как дома.
Дживс по имени Мак развернулся и удалился. С идеально прямой спиной.
Я от восхищения разве что не присвистнула. А Джей хмыкнул.
— Мак такой, да. Но ты не обращай внимания на его странности, он — мировой парень. Просто камердинер на всю голову. В седьмом поколении.
С этими словами Джей потянул с моих плеч слегка подмокший от лондонской сырости пиджак.
— Камердинер в седьмом
— Бизон? — Джей замер и обернулся, не успев повесить плечики с моим пиджаком на вешалку в необозримом холле.
— Ага. Бизон и Радуга. Отличное название для дурацкой молодежной комедии, не находишь?
— Только если эта комедия будет романтической и с рейтингом двадцать один плюс, — ухмыльнулся этот нахал и наконец-то повесил мой пиджак, а следом избавился и от своей куртки.
Я смотрела, не отрываясь. И даже прикидывала, как бы выглядел Джей в кадре. По всему выходило, что великолепно. Моя память не изменила мне с Бредом Питом, и роскошное тренированное тело мне не примерещилось. А сейчас, благодаря очкам, я имела возможность рассмотреть его во всех подробностях. Даже чуть влажный тонкий худи, надетый на Джее, не мешал. Хлопок облегал атлетические мышцы, словно вторая кожа, и мне снова хотелось трогать его, и пробовать на вкус, и…
— Святые каракатицы, — шепнул Джей, в один шаг преодолевая разделяющее нас расстояние и притискивая меня к себе. — Что ты со мной делаешь, Рейнбоу?
Ответить мне не удалось, и хорошо — потому что единственный правдивый ответ был бы крайне неприличным. Вот так, едва познакомившись с мужчиной, заявлять ему: я хочу тебя? Как-то это слишком…
На этом мои мысли закончились, потому что думать о чем-то, когда тебя целует Джей — нереально. Реально только стонать, прижиматься к нему изо всех сил, запускать ладони под чертов хлопок и наслаждаться гладкостью его кожи, крепостью его мышц, нежностью его губ… и громким, отчаянным биением его сердца.
Я не очень-то поняла, почему мне вдруг стало прохладно в его руках, он же горячий, с ума сойти, какой горячий! И красивый, и сильный, и… само совершенство! А как он ругается сквозь зубы, стягивая с себя липнущий к телу худи…
Ох. Вот и ответ, почему прохладно. Моя блузка, оказывается, уже валяется где-то на полу, вместе с очками и сумочкой. А я, как дура, смотрю на раздевающегося Джея. Нет, не только смотрю — активно мешаю. Нет никаких сил удержаться и не провести пальцами по золотистой дорожке волос, не коснуться губами ямочки между ключицами, не сжать плоский розовый сосок, затвердевший от лондонской прохлады.
И нет никакого желания сопротивляться, когда он подхватывает меня на руки и несет сначала вверх по лестнице, потом — пинком распахивает дверь, ведущую в полумрак.
Камин, я вижу только горящий камин, чувствую запах огня и чертова жареного мамонта — но сейчас мне плевать на мамонта, у меня есть Джей. Настоящий живой бизон. Такой же сильный и огромный.
Он опускается на колени и укладывает меня на что-то меховое около камина, и сразу же расстегивает и тянет вниз мои брюки. Я помогаю ему неловкими пальцами, поднимаю бедра и стараюсь не шипеть, когда он задевает здоровущий синяк, оставленный бортиком гостиничной кровати.