Летнее Солнцестояние
Шрифт:
Это ощущение было столь неприятным, что он тут же поспешил выбраться из норы на поверхность и принялся разглядывать ближайшие окрестности в надежде понять, что же произошло здесь ранним утром. Он не боялся данктонских кротов, ибо был крупен и крепок — куда крепче своего брата Кеана, и потому осматривал полянку без ненужной спешки.
Вероятно, Кеан был тяжело ранен, иначе он вернулся бы на луг. Он вряд ли пошел бы в глубь леса, поскольку там могли скрываться другие данктонские кроты. Стоункроп обследовал всю землю от входа в нору до края леса и в конце концов обнаружил несколько примятых, испачканных кровью растений, свидетельствовавших о том, что Кеан пополз по лесной опушке в
Стоункроп двинулся по его следам, через каждые несколько ярдов он осматривался по сторонам и звал брата, понимая, что полученные в бою ранения могли совершенно лишить его сил. Он набрел на тело Кеана уже ночью, через несколько часов после того, как Брекен отправился вниз.
Он мгновенно узнал брата по запаху — пусть Кеан уже давно был мертв, от него веяло вольными просторами лугов, сухой землей и свежими травами. Вид ран Кеана поверг Стоункропа в ужас. Нет, никогда более они не будут играть и дурачиться, смеяться и устраивать шутливые сражения... Он обвел взглядом темные пастбища. Казалось, Кеан вот-вот подбежит к нему сзади, тронет за плечо и, смеясь, скажет: «Я пошутил. Это совсем не я».
Но нет... Увы, это был именно он, Кеан... Стоункроп припал к земле, объятый безмерной скорбью, обратившей его тело и душу в камень.
Много позже холодный ветер, пронизывавший Стоункропа до мозга костей, привел его в чувство. Он коснулся рыльцем плотных стеблей высокой травы, росшей возле изгороди, рядом с которой лежало бездыханное тело его брата, услышал шум и скрип огромных буков, кроны которых сейчас были сокрыты тьмой, и почувствовал, что в сердце его начинает вскипать гнев. Как он ненавидел этот темный и мрачный лес, где творилось столько зла, как он ненавидел кротов, живших в этом лесу... Никто из них, включая соблазнительную Ребекку, не стоил одного когтя Кеана. Дыхание Стоункропа участилось. Если бы в этот момент ему на глаза попалось что-то движущееся, он не раздумывая пошел бы в атаку. Но все оставалось недвижным — все, включая тело его любимого брата — холодное, окоченевшее тело. Тело — не брат...
— Надо было позвать меня, — прошептал Стоункроп.— Я бы пришел. Я ведь всегда приходил...
После этого он сделал вещь, которая выглядела со стороны достаточно странно, — схватив зубами брата за переднюю лапу, он потащил его тело в направлении пастбищ. Стадия одеревенения уже прошла — лапы и голова болтались из стороны в сторону, что, впрочем, нисколько не мешало Стоункропу. Когда он оттащил тело Кеана на достаточно большое расстояние, он разжал челюсти и посмотрел в направлении верхушек деревьев, которых он не смог бы увидеть при всем желании.
— Пусть уж его съедят наши луговые совы, — буркнул он себе под нос, — а не эти мерзкие лесные хищники...
Он вновь принялся рассматривать раны Кеана и горько подумал: «Должно быть, он погиб в брачном поединке, однако, судя по ранам, он сражался не с одним, а сразу с двумя кротами. У нас так не дерутся — только один на один...»
С этой мыслью Стоункроп заторопился вниз, стараясь держаться опушки леса. До возвращения в родные луговые туннели ему нужно было кое-что сделать.
Он вернулся ко временной норе Ребекки и, не раздумывая ни минуты, забрался в нее. В нос ему ударил острый запах противников Кеана — он был настолько сильным, что у Стоункропа даже закружилась голова. Вначале этот запах даже напугал его, но вскоре чувство страха прошло, сменившись холодной яростью. Он вдыхал запах врагов Кеана, понимая, что не забудет его до конца жизни, ибо запах этот принадлежал данктонскому кроту, убившему его брата.
— Если я тебя когда-нибудь встречу, — зловеще прошептал он, глядя в глубь туннеля, — я вмиг узнаю тебя по запаху.
Когда Стоункроп окончательно уверился в том, что запах убийц навсегда запечатлен в его памяти, он стремительно покинул туннель, пересек узкую полоску леса и оказался на краю луга, с вольных просторов которого на него повеяло свежестью и ароматом луговых трав.
Ру довольно хихикнула, когда поняла, что возле входа в ее туннели топчется не кто иной, как Брекен из Древней Системы. Нежданный гость появился со стороны пастбищ и бродил от входа к входу, не осмеливаясь без приглашения войти в систему. Она поспешила подняться наверх, радуясь его возвращению. Но ему она этой радости не выкажет — не на ту напал!
С тех пор как он покинул ее нору, прошло целых три дня, и все это время она была страшно занята. Очищала туннели от пыли и сухой травы, присматривала самые богатые червями участки и тому подобное — короче говоря, занималась тем же, чем и в туннелях Халвера. Она мурлыкала себе под нос песенки, не вспоминавшиеся ей с детства и приходившие на ум неведомо откуда. Она укрепила старые туннели, еще лучше заделала входы в туннели, ведущие в направлении системы Халвера, и принялась расширять свою новую систему в противоположном направлении. Нору она устроила в туннеле, вырытом для нее Брекеном, — как он и говорил, в нем было слышно все, что творилось вокруг, как под землей, так и на поверхности. Покончив с работой, она неожиданно для самой себя уснула и спала, что называется, без задних ног до самого утра. Проснувшись, она выглянула наружу, хорошенько осмотрелась и наконец вновь вернулась в свои туннели, задавая себе вопрос: «Для чего мне все это? Что я буду делать в такой большой системе?»
Сентябрьская дымка тает на солнце в мгновение ока, и столь же мгновенно ее осенило: «Размножаться — вот что!» Ей представилось, как было бы славно, если бы она принесла осеннее потомство. Ру даже показалось, будто она слышит писк крошечных комочков, ползающих по склонам, где, как утверждали обыватели, жившие в Бэрроу-Вэйле, отродясь не бывало кротовьих семей. Уж слишком там опасная и суровая жизнь, — так говорили данктонские кроты.
Поэтому, когда она услышала сопение Брекена, расхаживавшего вокруг ее норы, она не смогла удержаться от счастливого смеха — видно, действительно ее жизнь наконец стала меняться к лучшему. Тем не менее она сделала вид, что появление Брекена ее нисколько не обрадовало, и, подобравшись к выходу, возле которого топтался молодой крот, недовольно произнесла:
— Брекен, теперь эта система моя. То, что ты когда-то останавливался здесь, вовсе не означает, что так будет и впредь.
Для пущей важности она даже тихонько зарычала и заскребла когтями по стенам туннеля.
Брекен припал к земле в крайнем недоумении и расстройстве. Да, он слышал и ее слова, и ее рык, но они совершенно не вязались с ее удивительным запахом. Ему приводилось не раз и не два пользоваться гостеприимством других кротов, но никогда еще его не встречали таким радушием, какое чувствовалось в этом необыкновенном запахе, которым веяло из туннелей Ру.
Брекен подошел ко входу в ее нору и вновь задумался, стоит ли ему в нее спускаться. Впрочем, он ни минуты не сомневался в том, что нападать на него Ру в любом случае не станет.
— Привет! — воскликнул он преувеличенно радостным тоном, увидев появившуюся в норе мордочку Ру.— Шел мимо, думаю, дай загляну...
На это Ру громко рассмеялась и вновь заскребла когтями по стенке, затем медленно отступила в глубь туннеля, тихонько пофыркивая и ворча. Брекен расценил ее маневры как приглашение и последовал за ней.