Летний остров

Ханна Кристин

– А та дурочка, которая вышла за миллионера, получила от «Плейбоя» целое состояние.

– Спасибо за подобные сравнения, ты меня очень утешила.

– Я только хотела сказать…

– Руби, ты слишком молода, чтобы понять. Моя карьера окончена. Я не собираюсь отвечать ни на одно письмо. Я буду прятаться здесь до тех пор, пока вся эта муть не осядет.

– Разразится следующий скандал, и обо мне забудут. Я просто исчезну.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Нет.

– Но у тебя слава…

– У меня дурная слава, это не одно и то же.

– Если

выбрать правильную тактику, ты.. – Руби, ты нс знаешь моей работы. Я никогда не возводила стену между собой и читателями. В свои ответы незнакомым людям я вкладывала собственные мысли и чувства.

– Вот почему они мне верили – чувствовали мою честность.

Руби скептически изогнула брови:

– Судя по газетам, ты писала в своей рубрике, что веришь в брак. Это называется честность?

– Я действительно верю в брак. И в любовь, и в семью, и в преданность. Просто мне… я в этой области оказалась неудачницей.

Ответ, казалось, удивил Руби.

– Неудачницей? Странное слово ты употребила.

– Не думаю, чтобы кто-нибудь охарактеризовал мой опыт материнства как успешный.

– Согласна. Но я не ожидала, что ты видишь это в таком свете. То есть считаешь своей неудачей.

Наконец-то они подошли к действительно важной теме.

– А как, по-твоему, я к этому относилась? – мягко поинтересовалась Нора.

Руби нахмурилась:

– Я думала, в том, что ты нас бросила, ты видишь… свой успех. Ты так мастерски это проделала – словно бросила ненавистную работу. Может, тебе не хватало денег, но ты могла гордиться, что хватило смелости все бросить.

– Я собой не гордилась.

– Почему? – шепотом спросила Руби. – Почему ты это сделала? Разве нельзя было одновременно и растить детей, и делать карьеру?

Нора вздохнула. Вопрос дочери предполагал разные варианты ответа, но она была слишком подавлена, чтобы выбрать правильный. Поэтому сказала первое, что пришло в голову:

– То, что с нами случилось, не было глобальной катастрофой вроде гибели «Титаника». Так, мелочи, которые годами цеплялись одна за другую. Чтобы это понять, тебе нужно было повзрослеть и увидеть нашу семью в истинном свете. Но ты этого не хочешь. Ты предпочитаешь забыть о моем существовании, забыть, что мы существовали.

– Так легче, – прошептала Руби.

– Да. А мне легче бросить работу. При моем прошлом, учитывая, какой выбор я сделала, я не сумею противостоять этим обвинениям. Пресса обнаружит, как я обошлась со своими детьми, с тобой, и будет еще хуже.

– Я думала, ты не из тех, кто пасует перед трудностями.

Нора грустно улыбнулась:

– Ах, дорогая, кто-кто, а ты-то могла бы понять.

Глава 11

Время близилось к полудню – к самому пику на удивление жаркого июньского дня. Небо сливалось с морем в сплошную гладь синевы, солнечный свет играл на поверхности воды. На краю пологого участка,

там, где начинался песок, деревья переплетали ветви, листва шептала на ветру. С карниза слетали скворцы и, делая в воздухе крутые виражи, с чириканьем проносились над землей.

Руби сидела на балконе второго этажа в белом деревянном кресле, плакала и никак не могла остановиться.

Она все время думала об Эрике, вспоминала дни, когда они были вместе. Эрик был для нес чем-то вроде старшего брата, и мысль, что она его потеряет, казалась невыносимой. Но еще тяжелее было сознавать, что на самом деле она потеряла его давным-давно, много лет назад, потеряла бездумно, просто ушла и ни разу за все эти годы не потрудилась лаже позвонить.

Не потрудилась даже позвонить.

Это рефрен ко всей ее жизни, к истории глуповатой девчонки Руби.

Она любила Эрика, но не той всепоглощающей любовью, какой она любила его брата. Эрик был ее надежной опорой. В годы ее юности Эрик был здесь, рядом. Это он перед слетом скаутов научил ее разбивать палатку, показал, как нужно стоять на носу «Возлюбленной ветра» в ненастный день. И, несмотря на это, она ушла, позволила ему превратиться в смутное воспоминание, в выцветшую фотокарточку в дальнем ящике ее жизни.

– Прости меня, – прошептала она, вслушиваясь в cсобственный жалобный голос.

Руби понимала, что извинения, брошенные на ветер, мало что стоят, но ее пугало предстоящее свидание с Эриком. Стоять возле его кровати, разговаривать с ним так, будто они остались друзьями, а потом попрощаться? Наблюдать, как он умирает?

Руби закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. В спальне позади нее зазвонил телефон, но, сняв трубку, она услышала длинный гудок. И только когда звонок повторился, Руби поняла, что звонит ее мобильный. Она включила его час назад. Руби нагнулась и подняла телефон с пола.

– Алло?

– Черт возьми, Руби, я уже миллион раз набирал твой номер! Как жизнь в захолустье?

Звонил Вэл. Было слышно, как он выпустил в трубку струю табачного дыма.

– Вэл, это же не Сибирь, а Летний остров. Все нормально.

– Я подумал, может, тебя надо эвакуировать на вертолете?

Руби рассмеялась:

– Нет, но прибереги этот вариант на случай, если он понадобится.

– Как продвигается статья?

– Кажется, нормально, может быть, даже хорошо.

– Отличная новость! Сегодня утром я говорил с Джоан.

– Страсти вокруг этой истории разгорелись вовсю, твою мать просто распяли.

Как ни странно, после этих слов Руби пришла в ярость.

– Ей все равно, она бросила работу. Завязала.

– Серьезно?

– Что, не верится? Как бы то ни было, я упорно тружусь.

– Джоан будет рада это слышать. Не забудь, на следующей неделе ты выступаешь у Сары Перселл. До встречи, детка.

«Детка». Руби закатила глаза. Никогда прежде Вэл не называл ее так, очевидно, подобное обращение он приберегает для клиентов, которые действительно приносят ему доход.