Летний шторм
Шрифт:
– Простите меня, ребятки!
– Шептал про себя майор Маргелов.
– Не могли мы помочь, не могли!
Капитан Сивцов старательно поворачивал лицо навстречу ветру, пытаясь высушить текущие по лицу слeзы. Комбат отворачивался, делая вид, что не заметил этого.
Надпоручик Орсак, сопровождавший русского майора, оценивал реалии этой бойни и поражался. Два немецких батальона четыре часа пытались сломить сопротивление одной русской роты, пусть и усиленной словацким взводом. Правда, второй батальон немцев подошeл к исходу второго часа. Но всe равно! Держаться столько времени против сильнейшей в мире, по утверждению генералов Вермахта, пехоты - это многое значит.
А значит это, прежде всего, то, что "сильнейшая в мире пехота" сейчас прочeсывает окрестные холмы, добивая последние остатки немецких
Надпоручик уже получил свою долю удивления, обнаружив, что из тридцати четырeх человек словацкого взвода, входящего в данную роту, живыми из этой бойни сумели выбраться только девять человек. Конечно, немцы нанесли сюда основной удар в последней атаке, но только после того, как предварительно обнаружили в данном месте самое слабое сопротивление. Приходится, как не обидно, признать, что пришедшие на помощь русские бойцы понесли намного меньшие потери в этом же самом месте. Что заставляло, как следует, задуматься. Орсак повернулся к подпоручику Режняку, которого он назначил адъютантом батальона, с очередным приказанием записать свои наблюдения. Нужно было формировать новую армию, не боящуюся противника, каким бы многочисленным он не был.
Майор Маргелов, отбросив так мешающие эмоции и обиды, старался сформулировать свои требования к вооружению воздушно-десантных частей. Что необходимо в первую очередь? Что нужно сбросить второй волной? Без чего можно обойтись? Кого надо ставить командирами десантных подразделений?
В это самое время майор Воронов торопил приданных ему сапeров. Нужно было, кровь из носу, проверить змеящуюся впереди дорогу на наличие мин. Надо было выпросить у десантного командования, или словацких союзников, хотя бы, минимальный десант. Соваться без пехоты в эти горы было чистым самоубийством.
Собирала свежей тряпицей пот с горячего лба раненого лейтенанта Сергиенко словацкая девица Петра, шепча слова молитвы, которую еe подопечный не только не понимал, но и не признавал. Было Петре немного не по себе, но покойная бабушка говорила, что вымолить у господа бога можно даже самого страшного грешника. А какой еe Иван грешник? Молиться не умеет? А как против врага воюет! Петра перекрестилась и окунула очередную тряпицу в ведро с холодной водой, которую притащил еe младший брат.
Майор Маргелов прикинул состав оставшихся у него рот. Нужно выделить десант танкистам майора Воронова, который подгоняет своих подчинeнных, торопясь выйти к Дунаю, обозначенному их танковому корпусу в качестве основной цели. Необходимо определить раненых, пристроив их в словацкие госпитали, пока не подойдут тылы советских армий. Надо похоронить убитых, отдав им последнюю дань уважения.
Предстояло много дел, решить которые желательно немедленно.
27 августа 1941 года Северное море
Зденек не любил море, вернее он его ненавидел, хоть и вырос на берегу Данцингской бухты. И по собственной воле не приближался к полосе прибоя ближе десятка метров. А причина была простой. Зденека мутило. Всегда и везде, стоило ему только оказаться на палубе любого корабля, даже если это было старое ржавое корыто, давно пришвартованное к пирсу. Стоило палубе наклониться хотя бы на пару градусов, как Зденека немедленно скручивал приступ морской болезни в самой жесточайшей еe форме. Отец, всю жизнь проходивший на рыболовецких траулерах мотористом, только плевался, наблюдая такое поведение сына, да подозрительно поглядывал на мать, подозревая ту в измене. Но пани Малгожета всего лишь подводила обоих к большому зеркалу, висящему в спальне, и оставляла перед ним. Отец смущeнно кряхтел, осматривая сына, который был похож на него, как две капли воды, и отправлялся пить пиво со своими друзьями. В конце концов, родители сумели найти сыну работу на судоремонтном заводе, спасая своe непутeвое чадо от предназначенной ему по рождению судьбы рыбака. Так, Зденек и прожил бы свою жизнь рядом с морем, держась как можно дальше от него, но грянула война и жолнежа Козловского закрутила череда событий, приведшая его, в конце концов, на Британские острова.
Сколько за эти два года Зденеку пришлось путешествовать ненавистным морем, не помнил и он сам.
Пришлось ему вволю поблевать и при бегстве из захваченной Германией Франции. Старый рыбацкий сейнер, который удалось нанять на последние деньги солдатам его взвода, болтался в Ла-Манше почти двое суток, борясь со штормом, пока не сумел доползти до побережья Англии. Выбравшись на берег, Зденек дал страшную клятву, что отныне он окажется на палубе корабля только для одной цели - возвращения домой.
И вот это время наступило.
Британцы решили, что находящиеся в их подчинении польские части намного нужнее в Польше, где Вермахт и Красная Армия никак не могли выяснить, кто же из них сильнее. И хотя немцы сумели потеснить русских, те не собирались признавать своe поражение, нанося германской армии весьма чувствительные удары в других местах. Кажется немецкий фюрер, решивший любой ценой доказать своe превосходство, просчитался и помог своему врагу. Пока Вермахт старательно накапливал свои самые боеспособные части в Польше, русские смогли нанести ему несколько чрезвычайно ощутимых ударов на второстепенных участках фронта. По крайней мере, командир взвода сегодня утверждал, что советские части вышли к окрестностям Братиславы. А там, насколько помнил Зденек, и до Вены рукой подать.
В очередной раз корабль качнуло на особо крутой волне. Подкатил к горлу комок тошноты, но рвать давно было нечем. Зденек уперся лбом в деревянную перегородку, сооружeнную на палубе для сокрытия орудий, установленных на вспомогательном судне, служащем одновременно транспортом, с началом войны. Деревянно-фанерные стенки имитировали несуществующие надстройки и скрывали вооружение парохода, который командование британского флота сочло достаточно ценным для переоборудования во вспомогательное судно.
Прячущийся от солeных брызг за щитком орудия часовой только усмехался, наблюдая страдания "сухопутной крысы". Не переносишь море - сиди на берегу! Главной проблемой часового, в данный момент, была невозможность прикурить сигарету, так как спички всe время гасли, а свою зажигалку он проиграл в карты незадолго перед заступлением на пост. Вот и сейчас очередной порыв ветра задул с таким трудом зажженную спичку. Часовой чертыхнулся и убрал сигареты со спичками за пазуху, опасаясь, что они размокнут и придeтся покупать новые. Оставалось надеяться, что время его нахождения на посту пролетит достаточно быстро, и тогда он покурит в тeплом полумраке кубрика, служащем раньше, на бывшем пароходе, каютой третьего класса. Впрочем, бывший матрос польского флота ничего более комфортабельного за свою жизнь и не видел. Здесь, хотя бы, рундук у каждого свой, в отличие от последней посудины, на которой он ходил перед войной. Тогда ему было совсем пакостно, и пришлось наниматься на каботажный пароход, перевозящий уголь вдоль южного побережья Балтики. Его счастье, или несчастье, что этот уголь срочно понадобился другому кораблю, увозящему из Речи Посполитой тех, кто не спешил переселиться в новообразованный Рейх.
В основном, были это богатые иностранцы, которых случайным ветром занесло на пляжи самого популярного курорта балтийского побережья - Зопота. Было, также, несколько крупных чиновников, два банкира из Варшавы и много другой околовсяческой "шушеры", которая любит поучить свой народ "правильной жизни", с глубоким чувством собственного превосходства потыкать оный народ мордой в дерьмо, оставленное "лучшими" представителями подопечного народа, не имеющими, как обычно, с данным народом никаких общих черт, кроме совместного проживания на одной территории. Но кто обращает внимание на такие мелочи, как чужеродное происхождение элиты, при "беспристрастном" анализе действий "этих славянских мерзавцев", которых по какому-то недоразумению "обозвали" народом.